– Не обидишься? – виновато спросил Годунов.
– Некогда мне такими глупостями заниматься, – проворчал я. – К тому же надо повидать кое-кого из старых знакомых, так что давай дуй в опочивальню. – Причем, расщедрившись и прикинув, что управлюсь нескоро, добавил ему времени аж до вечера, но предупредил, что после ужина пусть на отдых не рассчитывает, поскольку надо о многом переговорить.
– А я хотел… с Ксюшей опосля трапезы потолковать, – опечалился Федор.
Я сердито засопел, хотя чему удивляться – уж так устроен человек. Даешь с лихвой, а он все равно вопит, что мало. Пришлось говорить в открытую, как мужик с мужиком. Мол, если и впрямь хочется поговорить с сестрой, то у него для этого имеется целый день, ну полдня, учитывая сон, а если потолковать с кем иным, то тут извини-подвинься.
Однако под конец счел нужным смягчить тон:
– Я, Федор Борисович, все понимаю – дело молодое и ретивое, посему о воздержании и греховных утехах тебе и слова никогда не скажу. Для того попы да монахи имеются, вон хотя бы владыка Гермоген, а мы с тобой мужи младые, собой очень даже ничего – я пригож, ты чертовски пригож, потому и говорю: сколько твое естество требует, столько и наслаждайся некими девами. – И, завершив деликатную прелюдию, уже более строгим тоном перешел к финальной части: – Наслаждайся, но помни, как на Руси сказывают: «Делу время, а потехе час». Сам прикидывай, как лучше уложиться, чтоб и дело не страдало, и ты доволен был. Или ты решил, что отдыхать сюда приехал, а?
Федор замялся, пробормотав, что, мол, опосля Москвы не грех бы чуток и… Дальше пошло совсем неразборчивое, но концовка прозвучала достаточно вразумительно. Дескать, и тебе, князь, тоже не грех бы передохнуть опосля всех неустанных трудов, ибо дело к осени, а там зима, так что чего уж, можно и…
Напоровшись на мой неодобрительный взгляд, царевич вновь перешел на полусвязное бормотание, но я уже не прислушивался – и без того все ясно.
Пришлось прочесть краткую нотацию. Согласно моим словам получалось, что это в Москве у него как раз были цветочки, а тут пойдут ягодки. И вообще, тяжело в учении – легко в бою, а у него сейчас как раз и наступила пора самой что ни на есть учебы. Даже более того – своего рода период сдачи экзаменов, ибо приспело время проверки всего того, что он уже выучил, поэтому отныне ему придется вершить все дела самостоятельно, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
– А ты?! – испуганно завопил Федор.
– Мне тоже трудов хватит, – кивнул я. – Но не разорваться же, а потому часть их будет возложена на твои плечи. Понимаю, что непривычно, и, если понадобится посоветоваться, тут я всегда приду тебе на помощь, но делать за тебя ничего не буду – своего хоть отбавляй.
До вечера я успел много. Но для начала, воспользовавшись тем, что удрученный услышанным Годунов поплелся спать, я прямым ходом направился на женскую половину. Вызвав свою ключницу, которая вместе с Резваной и Любавой так и остались, образно говоря, во временном штате Ксении, я велел ей привести бывшую послушницу.
Та появилась заспанная – понятное дело, ночью, как и Федору, не до сна было. Я язвительно поинтересовался, каково ей почивалось, и вежливо, но твердо предупредил, чтобы она не очень напирала на парня, выжимая из него все соки, а оставила и мне, причем не кусочек, а не меньше половинки. Любава виновато потупилась, но ни спорить, ни пререкаться не стала, выказав полное понимание, во всяком случае, на словах, а уж как пойдет на деле – поглядим.
Вроде бы все. Теперь можно заняться и делами, приступив к обходу и осмотру всего, что сделано и, главное, что не сделано.
Первое, с чего я начал, так это с осмотра своего терема – потом будет не до него, а минимальный комфорт нужен. Выстроили его на совесть, разве что по габаритам он был поменьше, чем у Федора, но мебель…
По счастью, все вопросы решились быстро благодаря заглянувшему как нельзя кстати Ивану Чемоданову. Дядька и пестун царевича после лихо прокрученной операции по обчистке царской казны не просто безмерно зауважал меня – глядел открывши рот и ловя каждое слово. Вот его-то я и попросил подыскать мне хороших столешников
[34]
, чтобы обзавестись нужной мебелью.
Чемоданов заверил, что не только подыщет, но и сам проследит, чтоб «все справно учинили», тут же принявшись жаловаться на… духовников. Дескать, они, пользуясь молодостью и неопытностью Федора Борисовича, изрядно порастрясли его мошну, и возликовал, услышав от меня команду ничего никому не давать, ссылаясь на то, что нам в первую очередь надлежит выполнить все распоряжения государя, а уж потом, может быть…
Закончив с этим, я решил навестить своего второго воеводу, а заодно и весь полк. Вчера-то приходилось соблюдать определенные правила, и если Христиера я успел приобнять, поскольку он был в свите Федора, возглавляя почетную стражу, то с остальными не довелось даже поздороваться – ограничился приветственным помахиванием рукой тем, кто находился на пристани в качестве почетного караула, вот и все.
Да и с Серьгой не поручкался – только кивнул стоящему в отдалении старому атаману да улыбнулся ему, вот и все. Он-то и встретился мне самым первым – сидел на приступке возле крыльца, терпеливо ожидая моего выхода. Плюнув на правила местного этикета, я полез обниматься с атаманом, после чего мы вместе направились к моим гвардейцам.
Разместился полк в Дебрях, причем в буквальном смысле – именно так назывался густой лес, тянущийся к востоку от города. Я ничего не сказал Федору, когда узнал вчера, где он велел расположить ратников, хотя в душе подосадовал, что можно было бы и поближе к городу, все-таки не Москва.
Однако расстраивался зря. Выехав через Ильинские ворота в сторону Дебрей, я добрался туда буквально за час – считай, под боком, и ближе к обеду успел устроить нечто вроде строевого смотра, объявив, что нас ждут великие дела, предусмотрительно умолчав, какие именно.
Зомме и сотникам я тоже пока ничего конкретного не сказал, но поставил задачу, чтобы нещадно гоняли народ, начиная день с пробежек по десятку верст. Как раз получалась дорога до Ильинских ворот и обратно. Кроме того, я предупредил командный состав, чтобы они готовились к новым трудам, ибо намереваюсь создавать второй полк, который буду формировать по тому же принципу, что и первый.
Расположение его будет неподалеку от них. Пусть новобранцы любуются и не просто завидуют ловкости моих гвардейцев, но и воочию убеждаются, чего они при должном усердии могут достичь всего за год – наглядный пример для большего вдохновения. Поэтому надо завтра же все прикинуть – где, как и что, а затем я пришлю мастеров, которые приступят к строительству новых казарм и прочих помещений. Про остальное более подробно обещал изложить в ближайшие дни и поспешил вернуться в Кострому, чтоб поглядеть, чем занимается чиновный аппарат.
Оказывается, с ними поступили не ахти, не найдя ничего лучше, как сунуть в одну избу, расположенную близ воеводской. Там они и «трудились», устроив своеобразное соревнование. Двое подьячих затаив дыхание каждый возле своего угла водили веревками возле чернеющих дырок. На конце веревок имелось по крючку. В качестве наживки – кусочек сала. Время от времени то один, то другой под радостный гомон своих товарищей дергал веревку, поднимая ее вместе с болтающейся на конце… мышью, крепко вцепившейся в сало и не собирающейся упускать свою добычу, невзирая ни на что, и быстро опускал ее в бадейку с водой, где уже барахтались ее серые родичи.
