Николя вернулся на улицу Монмартр, когда часы уже били шесть. Его обычно тихое пристанище было охвачено радостным волнением. Марион и Катрина суетились на кухне, посреди шума и благоухающих ароматов, возвещавших о скором ужине. Более всего чувствовался запах рыбы и пирогов. Это оживление развеяло все грустные мысли Николя.
Катрин носилась взад и вперед, то со столовым серебром, то с бутылками в руках. Все эти хлопоты были ради сервировки стола к ужину, который в этот вечер решили устроить в библиотеке. Николя попросил горячей воды и, всегда верный советам своего крестного в вопросах гигиены, тщательно вымылся, прежде чем переодеться. Когда он вошел в гостиную, его радостными прыжками встретил Кир и возгласы трех голосов.
— Вот, возвращение блудного сына! — произнес месье де Ноблекур стоя; он был в одном из своих великолепных париков периода Регентства. — Голод привел его к нам с улиц!
Николя покраснел от этой библейской аллюзии. Надо бы ему научиться с легкостью относиться к невинным удовольствиям, тем более что окружающим было неведомо, какие чувства они невольно пробудили в нем.
— Мой милый Николя, вы появились как нельзя кстати. Двое ваших друзей сегодня оказали нам честь поужинать вместе с нами.
Николя увидел улыбающихся, уже с бокалами в руках месье де Лаборда и доктора Семакгюса. До этого вечера они ни разу не встречались и познакомились только что. Компания приветствовала друг друга. Николя сел за стол. В камине весело потрескивали поленья. Николя почувствовал умиротворение и спокойствие в окружении друзей.
— Николя, — заговорил месье де Ноблекур, — мы собрались без посторонних, в тесном дружеском кругу. Расскажите нам во всех подробностях о вашем расследовании.
Молодой человек поведал о событиях с самого начала, с вечера в Опере — главным образом для Лаборда. Работая под началом месье де Сартина, Николя научился ясно и быстро излагать факты, ничего не преувеличивая и не упуская. Его отчеты генерал-лейтенанту всегда были образцом точности. Он продолжил рассказ, опустив несколько деталей, которые еще требовали проверки. Николя мог полностью доверять своим друзьям, и все же он никогда не делился абсолютно всем, даже с Бурдо. Он немного покраснел, когда его рассказ дошел до эпизода с красавицей Бишельер. Он вдруг подумал, что даже не знает ее имени, а также о том, что нужно будет выяснить, кто такой этот Жиль, так бесцеремонно вмешавшийся в их любовные утехи. Особенно поразился рассказу первый камердинер короля, который был свидетелем поспешного отъезда Николя из Оперы.
— Теперь я понимаю, почему вчера месье де Сен-Флорантен, оставив прочие дела, долго совещался с генерал-лейтенантом полиции. И результатом этой аудиенции стал приказ остановить расследование.
— Со вчерашнего дня, — продолжил Николя, — я долго размышлял над нашей загадкой. Ужасная смерть от расплавленного свинца… Свинец можно найти где угодно. Остается только разыскать тех, кто им пользуется в работе.
— Печатники, — произнес Лаборд.
— Верно, но также и оружейники, — добавил Семакгюс.
— Кровельщики, — сказал Николя.
— И гробовщики.
Месье де Ноблекур поднял вверх палец.
— Друзья мои, я вспомнил один вечер у герцога Сен-Симона. Он принимал довольно редко и скудно, из-за своей скупости, но всегда был безупречно вежлив! В тот вечер, лет тридцать назад, он устроил замечательный ужин. Я был там и прислушивался ко всем окружающим. Среди его гостей оказался бывший проездом в Париже герцог де Лирия, испанский посол в Москве… Надо сказать, что он был…
Тут должно было последовать долгое отступление, уводящее далеко в сторону от основной темы разговора.
— …он был сыном герцога Бервика, а тот в свою очередь сыном Якова II Стюарта. Я вижу, что Николя в нетерпении. Ах, молодость! Короче, герцог де Лирия рассказал герцогу де Сен-Симону о старом русском обычае — фальшивомонетчиков там казнили, заливая им в глотку расплавленный металл, и их тела разрывало на части! Несомненно, они использовали для этого свинец: он легко и быстро плавится. В любом случае, потребовалась трубка или воронка, чтобы заставить нашего несчастного виконта заглотить такую дьявольскую порцию свинца!
— Мне кажется, месье прокурор, — вмешался Лаборд, — что вы забыли еще пятую и шестую профессии, в которых используется свинец. Палач, и особенно — слесарь. На днях я наблюдал в Версале починку фонтана Нептуна. Слесари во время работы не жалели свинца.
— В итоге, — с иронией заметил Семакгюс, — подозреваемые найдены… Но какова была цель этой варварской расправы? Чем виконт заслужил подобный конец? Еще не так давно доносчикам вырывали языки…
Сотрапезники перебрали множество версий, но затем перешли к мадемуазель Бишельер. Если мадам де Рюиссек столкнули в колодец нарочно, что связывало ее и комедиантку? Их размышления были прерваны Марион, которая, ворча, пригласила их за стол. Когда они поднялись, Семакгюс взял Николя под локоть и шепнул ему на ухо:
— Я подозреваю, что ваша Бишельер, мой юный Селадон, во время допроса произвела на вас куда большее впечатление, чем вы пытаетесь нас убедить…
Вначале предполагавшийся тихий семейный ужин превратился в настоящий пир, несмотря на то что под строгим взглядом своей экономки старый прокурор воздержался от пирога с грибами. Он вознаградил себя морским языком по-вильруански, который Катрин благоговейно поставила на стол, но должен был устоять перед искушением в виде крепкого белого маконского вина. Едва он намекнул на желание его попробовать, как немедленно сдался под строгим взглядом своего цербера — было известно, что белое вино пагубно влияет на подагру. Хирургия, придворные новости и Шатле — эти темы более всего занимали сотрапезников. Война, слухи о переговорах с англичанами, дело иезуитов, все более и более опасных, слабое здоровье фаворитки, оправдывавшее слухи о новом увлечении короля — сочинительстве. Наконец, депеши из Москвы сообщали, что здоровье царицы Елизаветы Петровны все более и более ухудшается. Месье де Ноблекур припомнил странный случай, о котором ему сообщил один из его швейцарских корреспондентов.
— В Женеве наблюдали огненный шар, который взорвался в воздухе и растворился, и все свидетели этого события почувствовали, как задрожала земля, и услышали сильный шум. Когда яркий свет этого феномена погас, мои друзья погрузились в темноту.
— Философская сказка! — ответил Семакгюс. — Ваши кальвинисты — настоящие хвастуны… Они бы еще вообразили наступление ночи средь бела дня!
Месье де Ноблекур с задумчивым видом покачал головой:
— Иногда в слишком большой ясности кроется ошибка. Что касается нашего дела, я бы посоветовал месье комиссару не слишком верить своим глазам и попытаться понять, что может скрываться за видимым. Настоящее — дитя прошлого, и всегда нужно разобраться в прошлом участников драмы, узнать, кто они на самом деле, кем хотят казаться, что они о себе говорят и что хотят, чтобы о них думали.
На этих мудрых словах они расстались. Для только что начавшего выздоравливать Ноблекура вечер был очень утомительным. Николя вышел проводить своих друзей. Он был рад видеть, что Лаборд и Семакгюс уже подружились. Эти два человека, такие разные по своему происхождению, возрасту и положению, для Николя были одинаково дороги. Первый камердинер короля предложил доктору довезти его до Вожирара в своей карете. Он пропустил его вперед, а сам обернулся к Николя и прошептал ему на ухо:
