Занавес поднялся, и начался пролог. Лаборд поспешил присоединиться к Николя. Раздались торжественные звуки хора, сопровождающие появление на ступенях античного храма богини Монархии. Дети несли за ней шлейф, украшенный цветами. Затем на колеснице, которой правили духи войны, на сцену выехала Богиня Победы, облаченная в латы и шлем. Она спустилась, чтобы увенчать Монархию лавровым венком. Хор торжественно повторил рефрен:
Так воспоем того,
Кто своего могущества достоин.
Увенчаем славой деяния
Величайшего из королей.
Ангелы замахали пальмовыми ветками. Месье де Лаборд сжал руку Николя:
— Видите ту блондинку справа… вторую, в платье?.. Это она!
Николя вздохнул. Он слишком хорошо знал этот тип девушек из Оперы. Они начинали свою карьеру хористками или танцовщицами и, будучи еще почти детьми, вскоре начинали вести жизнь безнравственную и продажную. Пройдя трудную школу распутства, самые ловкие и разумные из них могли получить привилегированное положение содержанки. Но стоило поблекнуть очарованию ранней юности, и они погрязали в нищете хуже прежней. Этой малютке с миловидным личиком повезло встретить такого доброго малого, как Лаборд. Может быть.
Пролог продолжился еще более восторженными вокальными партиями. Этот жанр давно уже вышел из моды. Сам Рамо от него отказался и заменил эту обязательную часть увертюрой, имеющей отношение к сюжету спектакля. Николя удивлялся такому «блестящему преддверию», восславлявшему монархию и превозносящему ее военные успехи, в то время как реальные события — незначительные успехи, ничего не сулящие, и неясные мечты не давали никакого повода для радости и прославления. Но по привычке все делали вид, что так и должно быть. Это была неплохая стратегия в глазах тех, кто опасался упадка общественного сознания. Занавес опустился, и месье де Лаборд вздохнул — его богиня исчезла.
— Она снова появится в третьем акте, — произнес он с горящими глазами, — в танце китайских пагод
[4]
.
Спектакль продолжился, и интрига «Паладинов» потекла своим замысловатым, полным банальностей путем. Николя, всегда внимательный к музыке, заметил вокальные партии, уже звучавшие в «Заратустре»
[5]
, в месте, где шел аккомпанированный речитатив, а также явный отсыл к итальянской опере в песнях на несколько голосов. Увлеченный оркестровкой, он почти не следил за сюжетом — порочной любовью старого Ансельма к своей воспитаннице Аржи, в то время как она была влюблена в паладина Атиса. В первом акте сельские песни, оживленные виртуозной игрой на рожках, создали на сцене радостное настроение. В конце второго акта, в момент исполнения трагической арии «Я умираю от страха», Николя, не спускавший глаз с зала, заметил, что в королевской ложе что-то происходит. В нее зашел человек и что-то зашептал на ухо старику с военной выправкой, сидевшему за принцессой, немного справа от нее, — должно быть графу де Рюиссеку. Старый дворянин в свою очередь склонился к пожилой даме в черной кружевной мантилье. Его слова взволновали ее, и молодой человек увидел, как она закачала головой, словно не веря услышанному. Вся эта сцена издали казалась совершенно бесшумной, но королевская дочь встревоженно обернулась, чтобы узнать причину беспокойства.
В этот момент занавес опустился, возвещая конец второго акта. Николя увидел, как тот же человек вошел в ложу месье де Сартина и заговорил с ним. Магистрат поднялся, посмотрел вниз, обвел взглядом партер и, найдя Николя, жестом приказал ему подойти. В королевской ложе волнение все нарастало, мадам Аделаида терла платком виски мадам де Рюиссек.
Позднее, восстанавливая в памяти эти мгновения, Николя вспомнил свое ощущение — как будто судьба запустила какой-то страшный механизм, несущий разрушение и смерть, остановить который никто был не в силах. Он попрощался с де Лабордом и поспешил к генерал-лейтенанту, пробиваясь через плотные группы болтавших во время антракта зрителей.
Ложа месье де Сартина была пуста. Наверное, он уже был в ложе принцессы. Переговорив с охраной, сопровождавшей ее, Николя удалось туда проникнуть. Мадам Аделаида вполголоса говорила с генерал-лейтенантом. Ее полное красивое лицо казалось взволнованным. Месье де Рюиссек стоял на коленях перед женой, сидевшей в кресле в полуобморочном состоянии. Человек в черном, в котором Николя признал офицера Шатле, застыл, словно приклеившись к стене ложи, в ужасе от того, что он видел и слышал. Николя приблизился и низко поклонился. Удивленная принцесса ответила ему легким кивком. Николя поразило то, что на этом юном лице он увидел выражение лица короля. Месье де Сартин продолжил свою речь:
— Ваше Королевское Высочество может быть уверено, что мы сопроводим графа и графиню во дворец и постараемся провести расследование этого дела в секрете. Однако нам придется осмотреть место преступления. Комиссар Ле Флош, которого вы видите перед собой, будет меня сопровождать. Его знает и высоко ценит король.
Царственный взгляд обратился в сторону Николя, казалось, не видя его.
— Мы рассчитываем на то, что вы немного облегчите страдания наших бедных друзей, — произнесла мадам Аделаида. — И еще, месье, не беспокойтесь за мою персону и направьте все ваши силы на это дело. Моя охрана достаточно бдительна, и, кроме того, парижане любят меня и мою сестру.
Месье де Сартин откланялся, и старики — графиня, охваченная судорожной дрожью, и ее муж стали прощаться с принцессой. Все вышли к своим каретам. Потребовалось некоторое время, чтобы найти кучеров, которые отправились пропустить по стаканчику. Придворная карета, в которой Рюиссеки приехали из Версаля, сопровождая королеву, тронулась с места. Теперь она следовала за каретой месье де Сартина. В отсветах факелов танцевали тени на домах улицы Сент-Оноре.
Генерал-лейтенант долго молчал, погрузившись в размышления. Несколько стоящих в беспорядке повозок преградили карете дорогу. Молодой человек воспользовался этой заминкой и заговорил:
— Месье, нам следовало бы установить правила, регулирующие стоянку карет во время спектаклей. Также было бы полезно ввести одностороннее движение, это позволит сделать проезд более свободным
[6]
. А наведя порядок на дорогах, нам будет легче следить за безопасностью на улицах
[7]
.
Замечание молодого человека повисло в воздухе. Николя даже почувствовал некоторое раздражение: генерал-лейтенант нервно застучал пальцами по стеклу. Он обернулся к своему подчиненному: