— Я охотно подтверждаю правоту ваших слов. И все же, откуда у вас столько денег?
— Сейчас расскажу. Приятель моих юных лет — только Богу известно, как я его любила — умер, а я этого не знала, потому что сообщение с островами прервалось из-за войны с англичанами. А полгода назад появился один тип с лживой физиономией и в парике, покрытым густым слоем пудры. От него издалека несло судебными исками, наложением арестов, письмами с печатью и прочими мерзостями. Завидя этого субъекта, я сказала себе: «Полетта, вот явились неприятности». Я даже, было, подумала, что это новый человек начальника полиции. И испугалась, что у меня забрали моего Николя!
Она так энергично подмигнула комиссару, что от лица ее откололось несколько кусочков белил, отчего правый глаз раскрылся особенно широко.
— Короче, я принимаю самый что ни на есть любезный вид. Тип открывает свой портфель. Это оказывается нотариус, да притом из самых шикарных, о чем свидетельствует его раззолоченная карета. Ну, в общем, правильно, что фортуну называют дочерью провидения: нотариус сообщает, что мой бывший дружок, богатый плантатор, умер, а так как курятник его пуст, и в нем никто не наследил, он сделал своей наследницей меня.
— Наследил? Вы, наверное, хотите сказать, что ему некому было оставить наследство?
— Не придирайтесь к словам. Так вот, зная, что я ни за что не рискну отправиться за море — я еще тридцать лет назад ему об этом заявила, — доверенный человек продал его имущество, и нотариус сообщил мне, что у одного из парижских банкиров на мое имя лежит кругленькая сумма. Ну, я и забрала эти денежки, ведь в богатстве нет греха, а чтобы не обратиться в скрягу, нашла им подходящее применение.
— Ты всегда была разумной девочкой!
— Да еще какой, вы даже представить себе не можете! Но мне уже много лет, и с этим ничего не поделаешь, А этот дом не безделушка какая-нибудь, им управлять надо. И девочки, сами знаете, у нас без руля и ветрил. Чуть вожжи отпустишь, все идет наперекосяк. В ремесле нашем произошли и продолжают происходить огромные перемены. Раньше, коли у тебя голова на месте и соображалка работает, ты шлепал прямо из грязи в князи, и быстро выбивался в приличные люди. Я начинала цветочницей. Ах, видели бы вы меня в те годы! Красавица, веселая, я не только умела нравиться мужчинам, но и в случае необходимости могла держать язык за зубами. Я живо поняла, коли даны тебе два уха и всего один рот, то надо больше слушать, и меньше говорить. Тогда нашла я одного старичка, состоятельного бодрячка, можно сказать, даже красавчика, который умел закрывать глаза на мои мелкие шалости.
— Ты права, старички, особенно когда они еще бодрячки, обладают удивительной способностью лишний раз не портить кровь ни себе, ни людям, а особенно женщинам, — если у тех, конечно, хватает мозгов не делиться с ними всеми своими фантазиями.
И оба понимающе усмехнулись.
— Я потихоньку складывала денежки в чулок, набирала девочек, обзаводилась клиентурой, той, которая побогаче, и в конце концов приобрела вот этот дом. Но все меняется, и, как я уже сказала, меняется и наше ремесло. И мы, сводни и мамаши, прекрасно это чувствуем. Сами знаете, уличных девок становится все больше, они работают сами по себе, а потому чуть ли не каждая заражена сифилисом. Мы же, содержательницы веселых домов, заботимся о наших девочках, однако и нам приходится считаться с переменами во вкусах. Богатым теперь подавай что погорячее. «Новшества» им видите, ли, требуются. А наши дома сильны традициями, ну, проще говоря, у нас клиент всегда находил подобающую роскошь и утонченную кухню: вот кухню, впрочем, ценят и поныне. В общем, я так привыкла видеть наше ремесло. Но времена меняются, и я вложила большую часть своего наследства в переустройство дома в соответствии с нынешними вкусами. Однако я старею, ноги-то у меня и прежде постоянно опухали, а теперь и вовсе отказываются меня носить. Я не успеваю надзирать за всеми, приучать девочек к порядку. Да и девочки все больше попадаются испорченные, приличную кандидатуру подобрать ох как трудно! В общем, я решила передать руководство домом в другие руки, а самой остаться в качестве надзирательницы.
— И кто та редкая птица, заступившая вам на смену? — сурово спросил Николя. — Полагаю, вы помните, что у нас имеется свое мнение на этот счет?
— Да разве я о вас забуду? Что вы, господин комиссар, ведь вы в свое время спасли меня! И я уверена, вы одобрите мой выбор. К тому же, коли дело у нее пойдет, и она станет обо мне заботиться, я сделаю ее своей наследницей и отпишу ей все свои денежки. Ей в жизни тоже не все легко давалось; это не какая-нибудь там вертихвостка, она девушка с принципами. Но, как говорится, Бог по силе крест налагает. Меня немножечко волнует ее доброе сердце, но все мы поначалу излишне чувствительны, так что и она вскоре зачерствеет. А я, если все пойдет на лад, уеду в деревню, в Отей: надо уметь уйти вовремя. Можно, конечно, смешать мой опыт с нынешними новшествами, но, боюсь, смесь получится нехороша. Смешайте винцо из Сюрена с бургундским, и, даю слово, вы эту бурду пить не станете.
— Так как же зовут вашу находку?
— Она стоит у тебя за спиной, — раздался нежный голос позади Николя.
Он тотчас узнал его; впрочем, его тихие интонации он не забывал никогда. Сколько раз этот голос шептал ему на ухо слова любви? Образ Сатин
[26]
никогда не исчезал из его памяти: он бережно хранил ностальгические воспоминания о нем. Их связь длилась долго, однако его положение и неловкость, чтобы не сказать страх, который внушал ему образ жизни его подруги, в результате отдалили их друг от друга. Он обернулся. Господи, как она была хороша! Еще красивей, чем сохранила его память. Ее посвежевшее, спокойное лицо было обращено к нему, ее глаза смотрели с нежностью. Завитые волосы, старательно убранные наверх, оставляли открытой шею и плечи, которые он некогда покрывал такими страстными поцелуями, что она постоянно жаловалась на следы, оставшиеся после его пылких ласк. Ее грудь, обрамленная волнами алансонских кружев, соблазнительно выступала из глубокого выреза туго стянутого корсажа. Шелковое платье цвета сизого голубя облегало фигуру, мягкие, струящиеся складки делали ее выше и стройнее, и ему показалось, что Сатин вновь стала такой же красивой и изящной, какой была прежде. Подойдя к нему, она обвила руками его шею, и когда губы их соприкоснулись, он вздрогнул.
— Ну вот, голубки мои, — проворковала Полетта, — разве не чудесную встречу я вам устроила?
Она хлопнула в ладоши. Танцующей походкой в комнату вошла служаночка-африканка и отдернула занавеску одного из альковов, где на столе, в фарфоровом ведерке цвета зеленого миндаля охлаждались бутылки с шампанским. Возле столика, словно предлагая вкусить удовольствий иного рода, стояла кровать с изголовьем.
— Дети мои, — промолвила Полетта, — оставляю вас одних, а сама отправляюсь полечить свои бедные ножки. У вас наверняка найдется что рассказать друг другу. Вам принесут перекусить — все легкое, но изысканное. Как говорит мой давний знакомец герцог
[27]
, гурманы и обжоры ни за что не смогут по-настоящему оценить кулинарное искусство, ибо ничто так не губит талант повара, как дурацкие изыски и прожорливость едока.
