— Какую, сударь?
Николя достал из кармана флакон и протянул аптекарю, который взял его двумя пальцами — словно ядовитую змею.
— Так что же вам хочется узнать, господин комиссар?
— Мне хотелось бы знать, из вашей ли аптеки сей флакон.
— Полагаю, вам уже об этом сообщили.
Николя не ответил. Аптекарь повертел флакон.
— Полагаю, что да.
— Не могли бы вы дать более точный и подробный ответ?
— Нет ничего проще! Это флакон из серии идентичных флаконов, выдуваемых лично мною для нужд моей аптеки. У них стекло более толстое, чем у обычных пузырьков, а потому ошибиться невозможно: ни у кого из моих собратьев по ремеслу нет таких сосудов.
— А зачем вам толстое стекло?
— Понимаете, господин комиссар… Я использую эти флаконы для лекарств, требующих особого обращения, которые при неумеренном употреблении могут оказаться опасными.
— Но разве назначение подобных лекарств не является результатом совещания между практикующим врачом и аптекарем, разве вы не вместе выписываете рецепт, и только потом изготовляете лекарство и относите его больному?
— Вы правы, обычно мы так и поступаем. Однако часто пациент сам требует у нас лекарства… А кому хочется терять клиента? К тому же, не только мы продаем небезопасные составы. Господа бакалейщики…
Тон его стал язвительным и сварливым:
— …эти господа претендуют на право торговать нашими составами. Они продают субстанции еще более опасные, способные вызвать смерть. Мы судимся с ними в королевском суде вот уже много лет.
Николя перебил его.
— Я вас понимаю. Но вернемся к нашему флакону. Постарайтесь вспомнить, что в нем было, и кто купил его.
— Это была последняя покупка семьи Гален, ибо, полагаю, вас интересует именно эта семья. Флакон содержал средство, которое, если употреблять его умеренно и разумно, не представляет никакой опасности.
— О каком средстве идет речь?
Аптекарь заколебался.
— Средство совершенно новое. Лауданум. Экстракт сока снотворного мака. Снимает болевые ощущения, восстанавливает сон и облегчает состояние больного.
— Может ли это средство погрузить больного в долгий сон, близкий к бесчувственному состоянию?
— Разумеется, особенно если увеличить прописанную дозу.
— Возвращаясь к нашим вопросам: кто ее купил у вас?
Аптекарь вытащил из-под прилавка огромную счетную книгу в переплете из телячьей кожи и, послюнив палец, принялся листать.
— Ммм…. Вот! 27 мая. Видите, у меня все записано, 27 мая господин Жан Гален приобрел флакон лауданума. Я хорошо помню, как молодой человек сказал мне, что хочет избавиться от зубной боли. Семья живет по соседству, Шарль Гален слывет почтенным негоциантом, уважаемым и почитаемым в узком кругу негоциантов, представляющих свои гильдии в «Большой корпорации». И хотя ходят слухи, что сейчас он испытывает денежные затруднения, без сомнения, эти затруднения временные. Надеюсь, вы удовлетворены моим ответом, господин комиссар. Никто более меня не заинтересован в соблюдении порядка в нашем городе.
— Благодарю вас. Ваши показания, поистине, не имеют цены.
Пока экипаж двигался по набережной в сторону Нового моста, Николя обдумывал появление новой улики, на основании которой одним из главных подозреваемых становился сын хозяина лавки Жан Гален, скользкий молодой человек с бегающими глазками, который так и не смог рассказать подробно, чем он занимался в ночь убийства; его отношения с кузиной остались покрыты мраком, и, как теперь оказалось, именно он купил снотворное, предназначенное для Наганды. Неожиданно он подумал, что все члены семьи Гален вполне могли находиться в сговоре друг с другом, дабы, после совершения убийства, набросить на преступление покров, терпеливо сотканный из лжи и ложных следов. Интересно, что сообщит ему Ретиф де ла Бретон, чье появление возле «Двух бобров» явно не случайно.
На площади перед мостом Сен-Мишель Николя велел кучеру свернуть налево, на улицу Юшет. Чувство голода, проснувшееся от предложения Семакгюса, не только не покинуло его, но стало совершенно нестерпимым. Искушенный знаток парижской жизни, Николя знал, что на этой улице в любое время дня и ночи можно отведать жареной дичи. Подобно прикованным к веслам каторжникам, поварята круглые сутки поворачивали вертела, раздували уголья и следили, чтобы они не потухли. Огонь в этом пекле гасили только на время поста. Сартин, старавшийся избегать риска везде, где его можно избежать, говорил, что если на этой узкой улочке возникнет пожар, он будет страшен и опасен, ибо погасить старые деревянные постройки вряд ли удастся. Посол Великой Порты, недавно посетивший Париж, нашел сию улицу чрезвычайно приятной по причине источаемых тамошними харчевнями ароматов.
Николя приказал кучеру остановиться, опустил окошко и велел подбежавшему мальчишке-поваренку, с восторгом взиравшему на его экипаж, принести половину курицы. Завернутая в промасленную бумагу птица, с солью и маленькой луковичкой, была доставлена немедленно, и он испытал неземное наслаждение, поедая ее. Вспомнив о кулинарных пристрастиях своего начальника, он мысленно согласился с ним, что куриные крылышки, надлежащим образом зажаренные, являются, поистине, королевским блюдом. Источник на углу улицы Пти Пон напоил его и смыл с рук остатки жира.
В отличие от улицы Юшет, улица Вьей Бушри скрывалась в лабиринте улочек и тупичков. Николя пришлось вылезти из кареты и продолжить поиски пешком. Он тотчас заблудился, по чьему-то совету, пошел в неправильном направлении, но в конце концов достиг цели. Ему указали на жалкий с виду дом, где сидевшая на месте привратницы неряшливая женщина сообщила ему, что бездельник, коего он разыскивает, теперь обретается в коллегиале Жевр, в нескольких улицах отсюда, в квартале Эколь. Потратив практически столько же времени, сколько он затратил на поиски улочки Вьей Бушри, он, наконец, отыскал нужное ему полуразрушенное здание. Во дворе, при вопросе, на каком этаже проживает «господин Николя», старик, нанизывавший на крючок старые бумажки, развел веером пять пальцев левой руки. Поднимаясь по шатким ступеням, покрытым слоем отбросов, комиссар совершенно запыхался, пока добрался до нужного этажа. Открытая дверь являла взору комнату с голыми стенами, обстановка которой состояла из парусиновой складной кровати, стола и соломенного стула. Молоденькая девушка, почти ребенок, в потрепанном платье мыла ноги в тазу с выщербленными краями. Увидев гостя, она бросила на него взгляд задорный и одновременно вопросительный.
— Вы ищите папашу Николя?
— Совершенно верно, мадемуазель. А вы его дочь?
Она фыркнула.
— И да, и нет, а также еще много чего.
Он подумал, что ее ответ вполне соответствовал недоброжелательным слухам, достигшим ушей полиции, и в частности, ушей инспектора из департамента полиции нравов.
— Его уже тут нет, он уже ушел.
