— А как же бонбоньерка? — спросил Семакгюс. — На дорогих безделушках часто пишут имя дарителя или одариваемого.
— В этом-то и загвоздка! Не верю, что такое сокровище забыли, тем более, девушка была полураздета. Уверен, коробочку специально засунули в одежду, чтобы привлечь внимание к трупу.
— Вот вы и ответили на свой вопрос. Кто-то хотел, чтобы тело было найдено.
— Без сомнения. Продолжим. Убийца кладет тело на кучу кишок и засовывает в одежду бонбоньерку, в надежде, что жертву обнаружат.
— Согласен, но на коробочке нет ни одного имени!
— Вы правы, совершенно правы!
И он дружески хлопнул по плечу озадаченного Семакгюса.
— Разве самая большая хитрость состоит не в том, чтобы суметь притвориться, что ты попал в ловушку, которую тебе расставили?
— Я вас не понимаю.
— Не кажется ли вам, что мы имеем дело с изощренным умом? Эта бонбоньерка призывает нас делать ставку на нашу сообразительность.
Семакгюс забеспокоился: похоже, Николя лихорадило. Неужели бред, который он несет, является последствием вчерашнего ранения?
— Я окончательно перестал понимать вас.
— Все правильно, все верно. Подумайте. Если бы эта бонбоньерка, явно дающая нам нить для поиска, вывела бы нас к своему владельцу или к тому, кто получил ее в подарок, мы бы непременно занесли обладателя сей коробочки в разряд подозреваемых. А, значит, тот, кто специально подбросил нам эту улику, добился бы своей цели, из чего следует, что мы не можем рассматривать эту вещицу как прямую улику.
— Вместо того, чтобы…
— На коробочке нет имен, и задача наша усложняется; тем не менее, решив ее, мы сможем определить подлинное значение найденных нами улик. Напоминаю вам, что после установления орудия убийства главным подозреваемым стал герцог де Ла Врийер. Тем более что орудие исчезло, а герцог не смог дать убедительный ответ, где и когда оно могло пропасть. Мы по-прежнему не знаем, где находился герцог в ночь первого убийства; это означает, что он не имеет алиби. Надо постараться установить его местопребывание еще и на то время, когда произошли еще два убийства, и полагаю, сумеем это сделать, особенно если Бурдо определит хотя бы примерно час гибели второй жертвы.
— Насколько я вас понял, вы опасаетесь, что у герцога ни в одном из трех случаев не будет алиби?
— Да, я этого боюсь, ведь если наши предположения верны, значит, мы имеем дело с опытным игроком.
Воцарилось длительное молчание. Видя, в каком лихорадочном состоянии пребывает Николя, Семакгюс не на шутку разволновался. Однако он знал, что сейчас любые попытки успокоить его будут напрасны. Словно охотничья собака, сыщик взял след и теперь с него не сойдет.
— Вы хорошо себя чувствуете? — спросил он для очистки совести.
Николя не ответил. Он лихорадочно пытался поймать мелькнувшую у него мысль, однако никак не мог ее ухватить. Он точно знал, что это очень важная мысль. В подвале мертвецкой он все еще продолжал искать ее. Время торопило, поэтому он не стал призывать Сансона. Результат требовался уже сейчас, чтобы с новыми силами мчаться дальше по следу. Семакгюсу пришлось позаимствовать инструменты у хирурга из квартала Шатле, согласившегося одолжить их только после официального распоряжения комиссара. Николя отметил, что еще несколько дней назад ему бы, без сомнения, отказали, ибо молва успела разнести, что его отстранили от дел, что он утратил доверие начальства и едва ли не угодил в ссылку. Слух о том, что он снова в фаворе, распространился со скоростью огня по пороховой дорожке, и все вернулось на круги своя.
Николя внимательно разглядывал платье, только что снятое хирургом с трупа. Его что-то беспокоило, и он, не в состоянии вспомнить, упрекал себя за собственную забывчивость. Из-за забывчивости безвозвратно исчезали полезные мысли, что при его работе вполне можно было приравнять к ошибкам. Нащупав в глубине кармана черную записную книжечку, он вытащил ее и принялся судорожно листать. Как он раньше об этом не вспомнил? Когда Ленуар осыпал его поручениями, в какой-то момент у него закралось подозрение, что это сделано специально для того, чтобы он не сумел довести до конца расследование, с головой погрузившись в трясину повседневных обязанностей. В частности, ему было поручено отыскать двух юных девушек, бежавших из Брюсселя. Он открыл страничку с записью примет беглянок: «Первая… следы от оспопрививания… глаза голубые, брови черные». А дальше то, о чем ему услужливо, хотя и бессознательно, подсказывала собственная память: «шелковое дезабилье в голубую и серую полоску…» Бросив взгляд на испачканное сукровицей и кровью рубище, он убедился, что оно полностью подходило под его описание.
— Гийом, — воскликнул он, — вы нашли на лице отметины от оспопрививания?
— Нашел, — ответил Семакгюс. — Я вам об этом сказал еще на острове. Голубые глаза, черные брови, отметины от оспопрививания. В остальном…
Водой из глиняного кувшина хирург вымыл запачканные по локоть руки.
— Бедняжка не была куртизанкой и лишь недавно стала женщиной… Я хочу сказать, что она недавно потеряла девственность, и без сомнения, ее неоднократно насиловали, как спереди, так и сзади. Несчастное создание!
— Вы в этом уверены?
— Готов поклясться даже в присутствии прокурора.
— Время смерти?
— Неясно. Принимая во внимание множество обстоятельств, как-то: ночную температуру и тепло, выделяемое сваленной в кучу гниющей требухой, — я полагаю, что смерть наступила где-нибудь около двух часов ночи. Скорее всего, между часом и двумя ночи.
— Мы знаем, что телега прибыла на остров Лебедей около трех… Надо узнать, где она была около двух часов и немного раньше.
Он все еще размышлял, когда Семакгюс, с ликующей улыбкой во все широкое лицо, прервал его занятие.
— Это еще не все, Николя. Есть одна деталь, значение которой я предоставляю определить тебе; уверен, она тебя крайне заинтересует. Перед смертью жертва погружалась в мыльный раствор, а потом высохла естественным путем, иначе говоря, дождавшись, когда вода испарится с кожи. Чтобы в этом убедиться, достаточно намочить кожу; вы даже почувствуете запах духов.
— Выражайтесь яснее, Гийом… вы говорите с человеком, чья голова вчера несколько пострадала, а ночью…
Смолкнув под насмешливым взглядом Семакгюса, он почувствовал, что краснеет.
— Проще говоря, девица принимала ванну, — уточнил Семакгюс. — И пользовалась духами!
— Остерегаясь делать далеко идущие выводы, отмечу, что в этом деле вода всегда оказывается рядом. Особняк Сен-Флорантен расположен в нескольких туазах от Сены. Улица Глатиньи, берег острова Сите, и, наконец, остров Лебедей. Мы по-прежнему находимся вблизи реки!
— Поэтому вдвойне интересно знать, в каком месте сей скорбный груз положили на телегу.
— Вы хотите еще что-то сказать?