Похоже, его речь не впечатлила молодую женщину, хотя, сама того не замечая, она сжала левую руку в кулак; эту деталь, подмеченную еще при первом допросе, Николя занес в черную записную книжечку.
— Мэтр Сансон, попросите ваших помощников занять свои места.
Подручные палача перестали сновать с места на место, и под высокими сводами воцарилась тишина, нарушаемая только потрескиванием углей в жаровне.
— Начнем, — произнес Николя. — Вы были любовницей Жана Миссери, по крайней мере до тех пор, пока у него не вспыхнула страсть к жертве?
Горничная молчала, уставившись в пол.
— Должен ли я расценивать ваше молчание как признание?
Она подняла голову.
— Я предпочитаю сказать правду. Да, Жан был моим любовником. Он обещал на мне жениться.
— Действительно, герцогиня де Ла Врийер рассказала об этом одной из своих подруг, а та сообщила мне, — не моргнув глазом, солгал Николя, вызвав восхищение Бурдо.
Горничная в отчаянии откинула голову и замотала ей, словно загнанное в ловушку животное.
— Следовательно, вы подтверждаете этот факт. Нам также известно, что сей домашний донжуан испытывал затруднения при удовлетворении своей новой юной подруги и далеко не всегда был в состоянии…
— Для меня он был хорош всегда! — в ярости воскликнула женщина.
— Я вам верю, с вами у него всегда все было хорошо. Но представьте себе, что кто-то угощает несчастного успокоительным отваром, точнее, отваром, способным отправить почивать его копье. Не был ли сей отвар, используемый госпожой де Ла Врийер в качестве снотворного, коим оная дама нередко злоупотребляет, подарком от брошенной и ревнивой возлюбленной, пожелавшей успокоить и погасить пыл, теперь предназначавшийся для другой?
Она молчала.
— Что ж, почему бы и нет; представим себе, что бедняга стал его употреблять, а потом, чтобы справиться с новым недугом, принялся использовать другие вспомогательные средства, более эффективные. Что делать? Удвоить дозу отвара, чтобы, наконец, дворецкий перестал устраивать новую любовницу вовсе. Предлагаю вам самой все рассказать, иначе я немедленно передам вас в руки палача, и тот, обещаю вам, любым способом вырвет у вас правду. Я обвиняю вас в том, что вы знали, что в тот вечер Маргарита Пендрон находилась в кухне. К кому на свидание она шла?
Вместо ответа горничная снова принялась раскачивать головой в разные стороны. Неожиданно послышались торопливые шаги, дверь распахнулась, и на пороге, в перекошенном галстуке и с багровым от ярости лицом появился Ленуар.
— Сударь, я приказываю вам прекратить этот незаконный допрос, противоречащий всем правилам ведения судопроизводства, нарушать которые, пока моя должность что-нибудь значит, я не позволю никому. Немедленно освободите эту несчастную женщину, равно как и всех прочих свидетелей, ожидающих за дверью. Они доставлены сюда в нарушение закона!
Николя сделал знак Бурдо, и тот, подхватив под руку Гуэ, увлек ее вместе с Сансоном и его подручными в коридор. Начальник полиции сурово смотрел на Николя.
— Итак, господин комиссар, значит, вы решили провести незаконный допрос, не только не поставив в известность и не получив согласия судьи по уголовным делам, но даже — я едва осмеливаюсь произнести эти слова — даже не поставив в известность меня! Господин Тестар дю Ли говорил мне, что натерпелся от ваших своевольных и дерзких выходок! Как прикажете расценивать ваше поведение, нарушающее все принципы и оскорбляющее величие законов? Молчите?
Николя чувствовал, как в нем нарастает раздражение, требовавшее немедленного выхода. Столь скорое появление Ленуара доказывало, что завистников у него гораздо больше, чем друзей, и они обладают значительным влиянием. Или же — хотя в это он не мог поверить — герцогиня де Ла Врийер пустила в ход свои связи. Или герцог… Впрочем, разницы никакой.
— Сударь, — ответил он, — я нахожусь здесь по приказу министра, который совершенно недвусмысленно поручил мне настоящее расследование. В ту минуту, когда вы столь бурно вторглись в этот зал и прервали допрос, я как раз начал выслушивать показания, необходимые для понимания дела, участники которого, равно как и подозреваемые, вам абсолютно неизвестны. А дело требуется раскрыть как можно скорее!
— Однако ваша наглость превосходит все границы! Что вы такое говорите? Может, вы еще станете утверждать, что это я виноват, что не знаю, в какой стадии находится расследование?
— Виноваты те, кто препятствует королевскому правосудию и его служителям. Сколько, по-вашему, у меня было времени для разбора дела, где имеется уже три трупа, два из которых принадлежат молодым девушкам, а один девочке, почти ребенку? Для расследования, где переплелись интересы государства, тайных обществ, погрязших в пороках сильных мира сего и могущественной иностранной державы? Не выходя из кабинета, не зная толком, о чем идет речь, вы даете инструкции подчиненному, который, в отличие от вас, досконально знает все подробности дела и понимает, в чем состоит сложность обнаружения преступника. Если ему поручено это дело, значит, надо положиться на него, а не препятствовать ему из-за побочных соображений, возникающих в силу постоянно меняющихся обстоятельств, и не стараться сделать все, чтобы провалить расследование.
— Сударь!
Но Николя уже не мог остановиться.
— Во время своих поисков я сам едва не стал жертвой покушения, и спастись мне удалось только чудом, — продолжал он. — Как, по-вашему, я могу оценивать ваше появление здесь? И как вы, не зная, каким образом разворачиваются события, можете обвинять меня в том, что я нарушаю закон, коему я служу вот уже четырнадцать лет под руководством покойного короля и вашего предшественника Сартина?
— Я прошу вас снизить тон и оставить в покое мертвых и отсутствующих, — сухо произнес Ленуар. — Вы мелете вздор! Разве я мог себе представить, что при нашем снисходительном короле и моем руководстве парижской полицией кто-то, не уведомив органы правосудия, дерзнул уполномочить себя использовать средства, о которых каждому известно, что с их помощью получают признания, не доказывающие ровным счетом ничего?
— А вы сначала спросите, прежде чем обвинять, сначала выслушайте! Если я и привел в движение громоздкий аппарат устрашения, то именно для того, чтобы не пришлось им воспользоваться. Я хотел, чтобы, увидев эти страшные орудия, свидетели отказались от ложных показаний и прекратили лгать. Мой метод заключался в том, чтобы извлечь из глубин напуганного сознания прошлое и будущее, нечаянно сорвавшийся с уст намек, едва слышное признание, слово, которое опасались произнести ранее. Собственно, изложив вам свой подход, сударь, позвольте мне сказать, что ваш демарш нисколько меня не удивляет, ибо он исходит от человека, который, несмотря на мою преданную службу общему делу, с самого начала отнесся ко мне с исключительной неприязнью и надменностью.
Он чувствовал, что в последних словах он, пожалуй, несколько преувеличил, однако нарыв необходимо было вскрыть, иначе между ними никогда не установится необходимое доверие, и он перестанет уважать самого себя.
