— Вы забываетесь, сударь, — произнес Ленуар, и его широкое лицо из багрового сделалось пурпурным.
— Я говорю как есть. Если хотите, можете отстранить меня от расследования. Если угодно, можете потребовать моего увольнения из полиции. Если желаете скрыть правду и оставить дело нераскрытым, продолжайте препятствовать работе ваших следователей. Мне, в сущности, все равно, ибо под сомнение поставлена моя преданность делу. Когда я увижу его величество, надеявшегося, что я разгадаю эту загадку, и он спросит меня, как идет расследование, я скажу ему без обиняков, что, согласно приказу начальника его полиции, он больше не может рассчитывать на своего следователя по особо важным поручениям. Занавес опущен, господин Ле Флок. Маркиз де Ранрей отправляется охотиться на оленей в Фонтенбло. Я вас приветствую. Ваш слуга.
Николя рванулся к двери, но Ленуар преградил ему путь.
— Сударь, почему вы раньше не поговорили со мной начистоту?
Разгневанный и исполненный решимости, Николя не ответил.
— Я упрекаю себя за то, что явился вам в образе начальника, который вас недооценивает, — продолжал Ленуар. — Дела, которые вам пришлось расследовать за годы вашей службы, носили столь запутанный характер, что во мне безотчетно нарастало чувство недоверия. Боясь ошибиться, я невольно оскорбил вас и раскаиваюсь в этом. Но и вы тоже поймите мой гнев, когда я, не имея толком никаких сведений о ходе расследования, неожиданно узнаю о применении допроса с пристрастием. Недобросовестные осведомители ввели меня в заблуждение, и я об этом сожалею. Вы честный человек, иначе как вы могли со мной так разговаривать? С таким достоинством… Скажите, а вам случалось говорить в столь резком тоне с моим предшественником?
— Если честно, — ответил Николя, чей гнев мгновенно утих, — то однажды я сообщил господину де Сартину о своей отставке. Это случилось в самом начале моей работы в полиции, когда Сартин посчитал возможным сделать из меня игрушку в одной сложной и запутанной интриге. Тогда ему пришлось выслушать немало резких слов.
— И как же он на них ответил?
— У начальников полиции, вчерашних и сегодняшних, много общего: он, как и вы, раскаялся, на что я ответил ему так же, как отвечаю вам: я тронут вашими словами и готов служить вам по-прежнему. Однако, сударь, время не ждет. Садитесь возле жаровни: в подземельях Шатле можно продрогнуть до костей. Сейчас я посвящу вас в подробности расследования.
Николя говорил долго. Сидя во мраке, освещаемом только пляшущими язычками синеватого пламени, Ленуар слушал, то и дело вскидывая голову от изумления. Прежде чем встать, он задал несколько вопросов, а потом задумчиво сказал:
— Сударь, боюсь, я окончательно испортил продуманную вами мизансцену. Дважды поймать птичку в одну и ту же ловушку вам не удастся. Это дело может иметь такие необратимые последствия, кои мы даже вообразить себе не можем. Знаете ли вы, что господин де Шамбона, давно уже находящийся в сфере моего особого внимания, имеет весьма и весьма высокопоставленных друзей? Герцоги де Виллар и де Буйон, граф де Ноайль и прочие знатные особы действуют к вящей его выгоде… Будьте осторожны, у этого человека под рукой всегда есть наемные убийцы, готовые по его приказу заставить замолчать излишне говорливых. Если ваши предположения обоснованы и вы стали мишенью наших английских недругов….
Помолчав, он продолжил:
— Сударь, я счастлив, что сегодняшнее недоразумение рассеяло недоверие, возникшее между нами совершенно неоправданно, ибо я, так же как и вы, служу королю. Мы должны быть признательны этому порыву, позволившему развеять ложные впечатления, создавшиеся у нас обоих. Отныне вы пользуетесь безграничным и полным доверием начальника полиции, и этот начальник просит вас относиться к нему так же, как вы относились к господину де Сартину.
Улыбнувшись, Николя поклонился.
— Надеюсь, вы не станете укорять меня, если я скажу, что свое место подле вас я по-иному и не мыслил. Положение, занятое мною, действительно особенное, оно явилось результатом долгих лет личного общения с покойным королем, унаследованного мною титула и тех неординарных дел, в расследовании которых мне довелось участвовать. По правде говоря, я хотел бы вновь стать орудием королевской службы, которую вы возглавили, ибо первейшим своим долгом почитаю служение королю.
— Что вы намерены теперь делать?
— Продолжать слежку и, в зависимости от результатов, отыскать виновных.
— Верите ли вы, что герцог де Ла Врийер причастен к этой цепочке преступлений?
— Я ничему не верю, сударь, но понимаю вашу естественную тревогу по поводу министра. Я не стану ничего предпринимать для выдвижения обвинения против лица, стоящего так близко к трону; если же возникнет таковая необходимость, я доложу вам об этом по всей форме, а решение, без сомнения, примет сам король. Благоразумие подсказывает, что в этом случае судебное разбирательство не должно быть публичным, а нам придется принимать меры, дабы не позволить запятнать честь государства.
— Господин комиссар, должен сказать вам, что я полностью удовлетворен вашей работой. Вы упомянули его величество…
— Осведомленный об обстоятельствах дела, король надеется на скорое и успешное его завершение. Равно как и нынешний министр морского флота: присутствие английского шпиона, покушение на меня, хотя в принципе не исключено, что целью нападавшего был сам министр, все это…
— Довольно, довольно. Вы все правильно сделали, не будем больше к этому возвращаться. До скорой встречи, дорогой комиссар.
Ленуар удалился; лицо его вновь приняло приветливое выражение. Николя глубоко вздохнул. У него словно гора свалилась с плеч. Его гнев, прорвавшийся с невиданной доселе силой, высветил мрачные стороны субординации, соблюдение которой шло на пользу делу только при обоюдном доверии. В противном случае субординация превращалась в очередную придворную условность. Отныне он надеялся, что хотя бы с одной стороны он может рассчитывать на защиту. Тем не менее последствия неожиданного вторжения генерал-лейтенанта не сулили ничего хорошего. Теперь самые изворотливые свидетели — а горничная Гуэ явно принадлежала к таковым — замкнутся, словно устрица в раковине. Он позвал Бурдо. На лице помощника читалась насмешка, но в глазах притаилась тревога.
— Мимо меня прошествовал господин Ленуар; пурпурный цвет его лица не смог скрыть его благостного выражения. Какая муха вас укусила, превратив вас в чудовище, рыкающее и изрыгающее хулы?
— Не преувеличивайте, — усмехнулся Николя, — мы просто обменялись парой слов, а я немного повысил голос.
— Разумеется… до звуков труб Страшного суда!
— Я ни разу не перешагнул черту, отделяющую подчиненного известного ранга от вышестоящего начальника, являющегося таким же магистратом, как и я.
— Вы уверены?
— Мои слова были поняты правильно, и у меня есть все основания полагать, что теперь задача наша упростится. Проявления искренности становятся хорошим тоном… Впрочем, вы сами все понимаете, Пьер. В таких случаях всегда есть риск столкнуться с неравным по весу противником: глиняный горшок против медного котла. В жизни каждому случается оказаться в таком положении, когда неуверенность становится признаком субординации. И если в эту решающую минуту уверенность покинет вас, вы уже никогда не сумеете ее обрести и не сможете никого ни в чем убедить. Мы пребывали на распутье. Сейчас тучи рассеялись, однако они успели разогнать участников нашей постановки и подмочить наш допрос.
