— Горничная Гуэ поторопилась убраться восвояси, а привратник бросился провожать ее, — промолвил Бурдо. — Чтобы не разъярить еще больше господина Ленуара, я не стал им препятствовать. Только малышка Жанетта не отважилась сдвинуться с места; она до сих пор дрожит и рыдает в коридоре.
— Давайте ее сюда. Как знать, может, именно она нам и поможет.
В комнату вошла заплаканная девушка; от долгих слез личико ее сморщилось. Девушка дрожала и растерянно озиралась по сторонам. Николя ласково взял ее за руку и усадил на скамеечку.
— Итак, Жанетта, ты решила не следовать примеру других? Ты храбрая девушка, и будь уверена, мы ничего против тебя не имеем. Мы просто хотели, чтобы ты уточнила нам кое-какие подробности.
Она все еще всхлипывала, отчего по телу ее то и дело пробегала дрожь. Кудрявые волосы, намокшие от пота, прилипли ко лбу, и память мгновенно перенесла Николя в лес Фосс Репоз, где он впервые увидел Эме д'Арране: по лицу девушки сбегали крупные капли проливного дождя. Быстро справившись со своими чувствами, он вытащил носовой платок и вытер служанке нос, словно перед ним сидел маленький ребенок.
Этот неожиданный и очень естественный поступок разрядил обстановку, и девушка даже попыталась улыбнуться.
— Ну вот, ты и улыбнулась. Послушай, я вот о чем хочу тебя спросить. Ты ничего не знаешь, ты спала, никого не видела и ничего не слышала. Согласен, я тебе верю. Но вспомни, ведь ты дружила с Маргаритой, и она тебе что-то говорила, а ты хотела рассказать мне об этом, но тебе неожиданно стало плохо, не так ли?
Опустив голову, она уставилась в пол.
— В тот вечер твоя подруга отправилась на свидание. Разумеется, с возлюбленным. Она наверняка рассказывала тебе о нем. Она же доверяла тебе!
С невидящим взором девушка принялась раскачиваться справа налево. Николя хлопнул в ладоши. Она резко остановилась, встрепенулась, и лицо ее приняло осмысленное выражение.
— Успокойся. Скажи мне только: Маргарита говорила тебе, что идет на свидание?
Прежде чем ответить, она долго смотрела на него.
— Конечно, говорила, а еще говорила, что ей не хочется идти, но не пойти она не может.
— Вот видишь! А она шла на свидание к своему юному любовнику? К тому, кого ты называешь Ад?
— Да нет же! К старому, к дворецкому!
Она отвечала вполне уверенно.
— А ты точно помнишь? Ты слышала, что он назначил ей свидание?
— Нет, разумеется. Я видела записку. Она должна была встретиться с ним вечером в кухне.
— Значит, ты читала эту записку?
— Нет, я еще не умею читать. Я видела письмо.
— Понятно. Тогда скажи, как выглядели буквы?
— Как палочки, я пока только такие различаю. Слова были написаны на клочке старой бумаги, в которую заворачивают свечи.
— А Маргарита сохранила эту бумажку?
— Нет, она не захотела. Она разорвала ее на мелкие кусочки и выбросила их в окно.
— Спасибо тебе за помощь. Может, ты хочешь еще что-нибудь сообщить?
— Нет, сударь.
— Тогда можешь возвращаться. Хочешь, тебя отвезут в фиакре?
— Нет, мне будет неловко. Я лучше пойду пешком по улице Сент-Оноре.
— Как угодно. Только никому не говори о нашей беседе, ведь речь идет о твоей безопасности. Не забывай об этом.
Идя к двери, она беспрестанно оборачивалась, словно опасаясь, что ее могут вернуть.
— Похоже, нам все же удалось продвинуться.
— Вы отлично поохотились, — произнес Бурдо. — Первая горничная и начальник полиции. Однако не знал, что вы намерены требовать величать вас маркизом.
Николя улыбнулся.
— Это всего лишь ad usum Delphini, мой ораторский прием. Полагаю, господин Ленуар питает определенный пиетет к титулам. Возвращаясь к нашему делу, подведем итоги. Без сомнения, тело, найденное в фиакре, не принадлежит Эду Дюшамплану. Сей господин самоубийства не совершал. Есть основания утверждать, что в фиакре убит садовник Витри, бывший жених девицы Пендрон.
— Эти сведения не продвигают нас по пути решения загадки.
— Круг поисков сужается. Что нам удалось узнать о ночном времяпрепровождении герцога де Ла Врийера, и куда могут завести его эскапады? Каковы результаты наблюдения за особняком маркиза де Шамбона? Ответив на эти вопросы, мы ухватим нужную нам нить. И где сейчас вторая девушка из Брюсселя?
Бурдо озадаченно воззрился на Николя.
— Ох, боюсь, я забыл рассказать вам об этой истории, — продолжил Николя, заметив выражение лица инспектора. — Одежда и внешний вид трупа, обнаруженного среди требухи на острове Лебедей, напомнили мне о поручении господина Ленуара, попросившего меня разыскать бежавших в Париж двух девушек, жительниц Брюсселя. Жертва — одна из этих девушек, и, подозреваю, сестру ее ждет та же участь. Но если она попадет в те же самые руки, у нас есть шанс ее спасти. Но это вопрос времени. В нашей беседе Ленуар подтвердил, что у маркиза де Шамбона могущественные покровители, а потому устроить обыск у него в доме нам не удастся. Все же я полагаю, что он предпринял кое-какие предосторожности, и его Капуанские вечера
[41]
отныне проходят в местах уединенных и защищенных.
— Полностью с вами согласен. Но получается, сейчас мы зависим от агентов и осведомителей, на коих опирается наша полиция.
— Надо ждать, когда что-нибудь, наконец, проявится. И тогда, верный Иолай
[42]
, мы пустимся в погоню за гидрой.
— Многоголовой гидрой.
— Вот именно. А я тем временем пойду прямо к министру, дабы самому во всем разобраться.
— Не слишком ли это опасно?
— Я ничем не рискую. Ему, разумеется, известно о моих подозрениях. Мои расспросы в Версале о его серебряной руке не оставили на этот счет никаких сомнений. Он также знает, что мы пока ни в чем не уверены. Если он виновен, мои прямые вопросы вынудят его к крайним действиям; а если он невиновен, он должен помочь нам доказать, что он к этим убийствам не причастен.
Вдыхая полной грудью, Николя вышел из Шатле. С плеч свалился груз, тяготивший его с самой смерти Людовика XV: наконец-то он избавился от ощущения неловкости и печали, пробуждавших в нем чувство вины за ошибку, которую он не совершал. Резко ответить Ленуару его побудило горькое чувство, порожденное оскорбившим его до глубины души пренебрежительным отношением к его преданности и его доверию. Но, похоже, генерал-лейтенант понял его страдания и потому сдержанно воспринял его слова, степень невоздержанности которых Николя прекрасно сознавал. Реабилитировав в собственных глазах человека, всегда крайне неохотно оказывавшего ему скупые знаки уважения, он очень надеялся, что не ошибся: связанный узами верности и преданности со своим прошлым начальником, он мечтал, чтобы отношения с новым начальником у него установились такие же, как и с прежним.
