34
В одна тысяча восемьсот девятнадцатом году Рождество выпадало на субботу. Мистер Брэнсби объявил, что семестр официально закончится в четверг накануне. Вечером того же дня мы с Эдгаром Алланом отправились в Лондон. На ночлег мы остановились у его приемных родителей на Саутгемптон-роу. Миссис Аллан, нервная истеричная дама со склонностью к ипохондрии, то обласкивала Эдгара, то полностью забывала о его существовании. Поздно вечером с работы вернулся мистер Аллан. Очень занятой мужчина с угрюмым лицом. В их присутствии Эдгар, казалось, излучал энергию и ум, он отличался от них, как мел от сыра.
— Если поедете в Челтнем, — сказала миссис Аллан своим визгливым голосом, — остановитесь в отеле «Стайлс». Ты помнишь, дорогой? — она обратилась к мужу. — Там такой внимательный персонал.
— Но они не едут в Челтнем, — напомнил мистер Аллан супруге.
Над столом повисло неловкое молчание, которое прерывалось лишь стуком столового серебра и шагами слуг. До этого момента я считал, что это Чарли ищет компании Эдгара. Но сейчас я вспомнил, с какой радостью Эдгар воспринял предложение друга, и задумался — может быть, все наоборот?
После обеда мистер Аллан удалился в свой кабинет под предлогом проверки счетов, а миссис Аллан в гостиной играла в карты с Эдгаром. При этом она без умолку рассказывала о своих друзьях и родственниках, о тоске по Ричмонду, штат Виргиния, страхе болезней и обо всех своих многочисленных и разнообразных недугах, которые постоянно вызывали удивление и интерес ее лечащих врачей.
После того как мы выпили чаю, я извинился и вышел. Как сентиментальный дурак я прогулялся до площади Рассела и постоял несколько минут рядом с особняком, где раньше обитали Франты. Над дверью висел фонарь, кроме того, сквозь щели в занавесках пробивался горевший в доме свет. Ощущение собственной глупости накрыло меня с головой. Я быстро пошел прочь, словно надеялся, что чем быстрее будет мой шаг, тем скорее глупость останется позади.
В конце концов я оказался перед таверной на Лэмбс-Кондуит. Сорок минут я провел в пивной в компании трубки и бренди. И все это время не мог избавиться от одной мысли, которая металась в моем мозгу, словно крыса в норе: «Завтра я увижу ее».
Я вернулся в дом Алланов, где уснул беспокойным сном. Человеческий разум — капризное создание. Проснувшись, я понял, что лицо, мелькавшее передо мною в калейдоскопе снов, было лицом Флоры Карсуолл.
35
Утром у меня было время заскочить в контору мистера Роуселла в «Линкольнз Инн». Мне показалось невежливым находиться в непосредственной близости и не нанести ему визит, кроме того, хотелось проститься и передать извинения миссис Роуселл. Он как обычно встретил меня в прекрасном расположении духа и послал Аткинса, своего секретаря, за кофе.
Однако у Роуселла вытянулось лицо, когда я сообщил, куда собираюсь.
— Не стану притворяться, что мне нравится ваш план, Том, — сказал он, — хотя, разумеется, это не мое дело. Но дети будут по вам очень скучать в эту субботу. А мистер Брэнсби обрадовался вашему отъезду?
— Он склонен думать, что в конечном счете преимущества данной поездки перевесят неудобства.
Роуселл кивнул.
— Без сомнения, речь идет о денежном возмещении, и мистер Брэнсби очень ясно это понимает. А сколько вы там пробудете?
Я ответил, и тут раздался стук в дверь — вошел Аткинс, а с ним мальчик с подносом. Секретарь посмотрел на меня своими крошечными глазками, похожими на пятнышки грязи, и отвернул круглое бледное лицо. Роуселл сидел молча, пока мы не остались наедине. Я достаточно хорошо знал его, чтобы понять — у него неспокойно на душе. Я подумал, что забота мистера Роуселла так же неуместна, как и беспокойство Дэнси.
Роуселл налил кофе и протянул мне чашку:
— Вы помните, мы обсуждали поведение мистера Карсуолла и мистера Франта во время последней войны?
— Да, сэр.
— На днях я был в Сити и слышал еще одну историю, которая мне совершенно не понравилась. Честно говоря, возможно, это всего лишь сплетня. Но я слышал ее сразу из нескольких источников, и подозреваю, что доля правды в ней все же имеется, — он сделал глоток кофе и скривился. — История касается происшествия, ускорившего развитие печально известных событий, а именно краха банка, что привело к разоблачению преступных деяний мистера Франта и его убийству. По-видимому, банк взял на себя обязательства по оплате некоторых счетов, которые составляли весьма внушительную сумму, срок платежа наступал в конце октября. Большинство счетов имело отношение к сделкам по недвижимости, в которую банк инвестировал деньги.
Я кивнул, поскольку мисс Карсуолл уже рассказала кое-что из этого, когда подстерегла меня в Сток-Ньюингтоне.
— И погашать задолженность оказалось нечем?
— Трудность заключалась не только в этом. При нормальных обстоятельствах Франт мог бы обсуждать возможность продления действия векселей. Однако за несколько недель до наступления срока оплаты многие векселя сменили владельца. Их скупил коммерческий дом, который зачастую выступает в качестве посредника в подобных сделках, когда истинный покупатель хочет сохранить инкогнито. В конце месяца векселя были предъявлены к уплате, и оказалось, что ни о каком продлении и речи быть не может.
— То есть вы полагаете, что кто-то из врагов мистера Франта замыслил разорить его?
— Ну, «замыслил» слишком громко сказано. Из-за делишек мистера Франта падение банка стало неизбежным. Но, честно говоря, учитывая сложившиеся обстоятельства, мне кажется, крах банка произошел бы позже на несколько недель, а то и месяцев.
Роуселл замолчал, чтобы сделать еще один глоток кофе.
— Но кому это выгодно? — спросил я.
— Пока что нам это неизвестно. Однако для того чтобы провернуть подобную операцию, необходимо владеть значительным состоянием и не любить мистера Франта. Зачем иначе выкупать долги банка, который и так вот-вот лопнет? На первый взгляд, если операция пройдет успешно, тот, кто ее задумал, понесет серьезные убытки. Поскольку банк Уэйвенху закрылся, то векселя теперь стоят не дороже бумаги, на которой они напечатаны.
— Ой! Я понимаю, на что вы намекаете.
— Не на что, — сказал Роуселл, так энергично размахивая руками, что кофе брызнул из чашки и оставил на полу вереницу коричневых пятен, — а на кого.
— Ох. Но вы же не имеете в виду… мистера Карсуолла?
Смутившись как барышня, мистер Роуселл, потупившись, посмотрел на меня поверх маленькой кофейной чашки. Его толстое красное лицо было бесхитростным, лишенным всяческих эмоций, кроме благожелательности и легкого любопытства.
36
Холодным туманным вечером мы с Эдгаром сели в почтовую карету. Я был благодарен мистеру Аллану за то, что тот раскошелился, и мы смогли с удобствами устроиться внутри, а не ютиться позади кучера. Пока мы ползли по Пиккадилли, я смотрел в окно на толпы людей на тротуарах — их лица заливал нездоровый свет уличных фонарей. Эдгар сидел тихо как мышка — глаза вполовину лица — и совершенно игнорировал все мои попытки завести разговор. Он словно находился под гипнозом.
