— Узнаем, когда вы донесете ему, — огрызнулся я, не поднимая глаз. Я был слишком занят, сворачивая лист с диаграммой и пряча его от пролазы Курселя.
— О нет, Бруно, я-то не донесу. Я нем как могила. — Он выдержал хорошо рассчитанную паузу. — Разве что вы дадите мне основания думать, что господина посла необходимо предостеречь.
— Не о чем его предостерегать, — буркнул я, поднимаясь на ноги.
— Разумеется, не о чем. Хотя господин посол весьма чувствителен в этом вопросе, что и неудивительно. Кстати, вы уже слышали? При дворе произошло еще одно убийство, в точности похожее на первое.
— Да, я слышал. Ужасная трагедия.
— Вчера вечером, можете себе представить, как раз в то время, когда все мы слушали концерт. То есть все, за исключением вас.
— Удивительное совпадение.
Курсель издал сухой, неприятный смешок:
— Никаких совпадений. Разве не таков принцип ваших собратьев-звездочетов? — И, тряхнув напоследок красивыми волосами, он вышел из комнаты, оставив меня наедине с неприятной мыслью о том, что мое положение в Солсбери-корте сделалось еще ненадежней прежнего.
Глава 10
Лондон, 1 октября, лето Господне 1583
— Мария Стюарт будет недовольна.
Томас Фелипс произнес это замечание, не поднимая глаз; взгляд его проворной ящеркой скользил по рядам чисел, из которых состояло только что ловко вскрытое им послание. От Уолсингема я слышал, что Фелипсу достаточно разок-другой прочесть новый шифр, чтобы полностью его усвоить, и говорил об этом Уолсингем чуть ли не с отеческой гордостью. Если б Фелипс не поступил на тайную службу ее величества, говорил Уолсингем, он бы прокормился, давая ярмарочные представления. Слухи о невероятной силе памяти этого человека, разумеется, заинтересовали меня, однако держится он отнюдь не так, чтобы с ним легко было наладить отношения. Напротив, он как-то совсем не умеет ладить с людьми, никогда не смотрит в глаза, ежится под чужим взглядом, если только его не попросят объяснить какие-либо тайны его ремесла, вот тут-то он пускается разглагольствовать странным, монотонным голосом, не делая паузы даже затем, чтобы набрать в легкие воздух, и обрушивая на голову спросившего неиссякаемые потоки сведений.
Здесь, в сумрачной задней комнате его жилища на Лиденхолл-стрит, где даже днем рамы закрыты и горят светильники — таинственность его работы не допускает открытых окон, — Фелипс казался неким сказочным лесным жителем, обитателем берлоги. Природа наделила его сверхъестественным интеллектом и уравновесила свой дар, лишив Фелипса малейшей внешней привлекательности: он приземист и широкоплеч, с тяжелой челюстью и плоским носом. Оспа исклевала его щеки.
— Разве Мария Стюарт когда-нибудь бывает довольна? — возразил я, следя за тем, как взгляд дешифровщика с легкостью проникает в содержание письма, перехваченного на пути от лорда Генри Говарда к Фрэнсису Трокмортону, который вновь снаряжается ехать в замок Шеффилд.
Не имея чем занять руки, я взял со стола Фелипса комок воска для печатей, повертел, положил на место. В уголке той же комнаты Дюма торопливо переписывает письмо Кастельно Марии. Копия останется у Фелипса, а оригинал тоже надо передать Трокмортону. Бедный писец скрипит пером, точно мышь в норе, — страшно ему, безысходно. Фелипс не глядя протянул руку и сдвинул воск на положенное место — на волосок влево от того, куда его положил я, да еще и языком прицокнул в досаде. Взял со стола книгу, торопливо пролистал страницы, сверяя с ними числа на листке. Я успел разобрать название: тот самый трактат Генри Говарда, разоблачающий лжепророчества.
— Интересное чтение?
Фелипс слегка приподнял голову — ровно настолько, чтобы одарить меня пренебрежительной усмешкой.
— Это шифр, — пробурчал он, как будто не желая тратить свои усилия на столь тупого, как я, человека. — Книжный шифр. Самый распространенный. Потому он и посылает ей экземпляр. Видите, цифры идут рядами по три? — Он повернул лист так, чтобы я мог увидеть ряды цифр и узнать скупой почерк Говарда. Значки зябко теснились друг к другу. — Страница, строчка, слово. Ясно? Тот, кто не знает, на какую книгу опирается шифр или не располагает собственным экземпляром, ничего не поймет. И разгадать шифр методом подбора теоретически нереально, ведь можно каждый раз обозначать одно и то же слово по-разному. Вот только Говард — лентяй. Некоторые слова он все время обозначает одинаково, вместо того чтобы поискать их на других страницах. Сильно облегчает мне работу.
— Вы что же, наизусть запомнили эти обозначения?
— Большинство из них — да.
Если Фелипс и расслышал в моем голосе нотки восхищения, он никак не дал этого понять, незаметно в его манере держаться и каких-либо признаков гордыни. Он попросту констатирует факты. Ниже склонившись над письмом, свободной рукой он продолжает листать книгу.
— Некоторые слова придется перепроверить по книге, но общий смысл я уловил: Говард пишет, что о кольце ему ничего не известно. Очевидно, Мария послала ему ценный перстень, наследство своей матери, с семейной эмблемой. В шкатулке, отделанной зеленым бархатом. Она велела ему запечатывать послания этим перстнем, чтобы она была уверена в их подлинности, но Говард уверяет, будто не получал от нее ни шкатулки, ни кольца. Судя по обмену кольцами, их можно принять за обрученных. — Фелипс испустил странный, лающий смешок — звук, явно непривычный для его глотки.
— Говард не получал перстня, — пробормотал я, и вновь лихорадочно заработал мозг.
Кольцо, посланное Марией как любовный или политический залог Говарду, попало к Сесилии Эш от ее поклонника — речь, несомненно, идет об одном и том же кольце. Но если так, то кто же даритель? Если вся переписка шотландской королевы с Говардом проходит через французское посольство, то посылку с кольцом могли перехватить до того, как она попала к Говарду (например, кольцо присвоил Трокмортон или кто-то в Солсбери-корте), либо Говард лжет Марии, и он сам и отдал кольцо Сесилии. Он сам или его племянник, ведь я уже отметил, насколько он подходит под описание «красивого и знатного» поклонника Сесилии, о коем мне поведала Эбигейл. И все же я в недоумении качал головой: главная проблема так и не решена. Зачем Сесилии отдали кольцо, которое напрямую указывало на участников заговора вокруг Марии Стюарт? Это выглядело как предательство.
В комнате вдруг наступила тишина. Я оглянулся: Дюма прекратил писать и уставился на меня. Лицо бледное, мученическое, глаза пуще прежнего выкатились из орбит. Я вопрошающе приподнял бровь, и он ответил мне движением губ: «Время».
Он прав, подумал я: ему пора бежать с письмами к Трокмортону, а меня ждет в «Митре» Фаулер. В задней комнате у Фелипса мы стараемся работать как можно быстрее, но всегда остается опасность, как бы кто-то из Солсбери-корта не подглядел нашу встречу с Дюма у Ладгейт и не стало бы известно о нашем кружном пути через весь город в Лиден-холл. Опасность тем более возросла теперь, когда за мной, в чем я практически уверен, кто-то следит. Мы и так потеряли утро — большое спасибо Мари де Кастельно с ее ужимками, — а я еще собирался заглянуть в Мортлейк и либо поговорить с Недом, либо выяснить, куда он подевался. Фелипс, мне показалось, тоже замер и прекратил читать. Я легонько кашлянул, но дешифровщик лишь сморгнул и ответил:
