— Смотри, чтобы карманы тут не обчистили, — предупредил меня Дуглас, оглянувшись через плечо, затем приостановился, внимательнее поглядел в дальний угол зала, скорчил гримасу и чертыхнулся.
Добравшись до углового столика, он жестом приказал сидевшим там людям подвинуться, освободить нам место. Ворча, они подчинились. Дуглас человек непростой — нельзя сказать, чтобы он мне нравился, но и ссориться с ним не хотелось бы, а поскольку он близок с собирающимися в Солсбери-корте заговорщиками, глупо было бы упустить такой шанс присмотреться к нему поближе. И все же меня преследовало чувство, будто он решил присмотреться ко мне, а не я к нему.
Мы уселись, перед нами поставили напитки, и Дуглас, подавшись вперед, сделал мне знак наклониться поближе:
— Ни за что не угадаешь, кого я только что видел в том конце зала. — Не дожидаясь моих предположений, он сам же и ответил, дохнув на меня пивом: — Уильяма Фаулера.
— Вот как? Фаулера? — Я сосредоточился на стоявшей передо мной кружке.
Бедняга Фаулер! Видел ли он, как я вошел в таверну вместе с Дугласом, после того как заставил его прождать более часа? Остается лишь надеяться на его понимание: в нашем деле приходится порой внезапно менять планы.
— Вот именно. Что ты о нем скажешь?
Вопрос Дугласа требовал какого-то ответа. Я поднял глаза: шотландец наклонился, чуть ли не ложась грудью на стол, глаза его пристально за мной следили.
Пожав плечами, я ответил:
— Да я едва его знаю. Тихий, весь в себе.
— Ага! — Дуглас кивнул, шумно отхлебнул пива. — Вот уж это точно, весь в себе. — Измазанными в чернилах пальцами он постучал по столу. — Милорд Говард подозревает, что кто-то перехватывает его переписку с королевой Марией.
— С чего он взял? — Я тоже был вынужден податься вперед: не так-то легко вести разговор в шумной пивной, если один из собеседников грешит шотландским акцентом, а другой — итальянским.
— Говорит, пропали вещи. Испарились. Вот он и заподозрил, что кто-то запускает руки в посылки из Шеффилдского замка.
— Какие вещи?
Дуглас отрицательно покачал головой:
— Вложенные в послания от королевы Марии Говарду. Подробнее он не говорит. Он, понятное дело, ищет виновного в Солсбери-корте. — Дуглас с деланой небрежностью уронил этот намек, косясь в сторону соседнего столика, а у меня все мышцы судорогой свело.
— У Говарда нет причин подозревать кого-то в посольстве, — возразил я, стараясь, чтоб голос не дрогнул.
Горький опыт научил: в чем бы тебя ни обвиняли, прав ты или виноват, как только начинаешь спорить, сразу же выглядишь оправдывающимся и в чем-то замешанным. Потому-то я и бежал из монастыря, предпочел не встречаться лицом к лицу с отцом-инквизитором.
Дуглас вдруг громко, широко разевая рот, захохотал:
— Да полно же, Бруно, дурачком-то не прикидывайся! Ты бросил вызов Святому престолу, господи боже, ты — монах-расстрига! И с точки зрения Говарда… — Тут он все-таки приглушил звук. — С точки зрения Говарда, ты — противник католической веры, а никак не союзник. Я же не говорю, будто разделяю это мнение, но знать мнение Говарда тебе следует. Он в ярости, оттого что Кастельно допустил тебя на тайные собрания в посольстве.
— Жаль его разочаровывать, но в данный момент я в первую очередь служу тому, кто обеспечивает меня кровом и пищей.
— За это и выпьем! — подхватил Дуглас, приникая губами к кружке.
— О письмах Марии мне известно лишь то, что я слышал за столом вместе со всеми. — Я постарался как можно честнее заглянуть в глаза собеседнику. — Вы сами-то католической веры?
Усмешка слегка искривила его губы.
— Должно быть, да. Судьбу свою я связал с католиками, но предпочитаю считать себя прагматиком. Я разбираюсь в приметах, мой друг, и мне астролог или какое-нибудь там древнее пророчество не требуется, чтобы понять: звезда Елизаветы вот-вот закатится. — Он быстро глянул по сторонам, проверяя, не заинтересовался ли кто нашей беседой. — Я умею услужить молодым людям в начале их карьеры, а когда они добираются до верхних ступеней, могу и получить с них должок. Насчет моей веры Генри Говард иллюзий не питает, но знает, что рисковать по-глупому я не стану. Королева Мария поручилась за меня, и для Говарда этого достаточно. А вот с Фаулером не все так ясно. У него много друзей при дворе. Кастельно считает, будто Фаулер трудится в нашу пользу, но у меня имеются сомнения.
— Я слышал, однажды вы уже оказали королеве Марии неоценимую услугу, — напомнил я (отчасти затем, чтобы переменить тему).
Обсуждать, надежен ли Фаулер с точки зрения постоянных гостей Солсбери-корта, явно не стоило, не хотелось и привлекать к моему контакту внимание.
В ответ на мой булавочный укол Дуглас ухмыльнулся во весь рот, хлопнул ладонью по столу и заорал на весь зал, требуя еще пива.
— Это ты насчет безвременной и всеми оплакиваемой кончины второго мужа королевы, лорда Дарнли, приключившейся в Керк-о-Филде? — Он осушил кружку и с кротким недоумением заглянул внутрь, как будто ожидая увидеть там остатки живительной влаги. — Болтают, будто на следующее утро там отыскали мои башмаки. И это, я вас спрашиваю, улика? Чьи башмаки, почем знать? Я на своих имя и герб не вышиваю. Но попробуйте сказать об этом Тайному совету Шотландии. И еще показания бывшего моего слуги на эшафоте. Да ведь приговоренный скажет что угодно, когда шею захлестнет веревка, не так, что ли? Спасибо, радость моя! — Он одарил сияющей улыбкой служанку, поставившую перед нами еще две пенящиеся кружки. Я еще и первую толком не пригубил, но Дуглас словно бы не заметил этого.
— А что за история с пирогом? — поинтересовался я.
— А, с пирогом! Ладно, слушай. Когда Мария узнала, что с ее супругом покончено, она созвала множество дам на бал во дворец, и они плясали ночь напролет. Все до единой голышом. — Последнее слово Дуглас для пущей выразительности прошептал. — А потом они наголо состригли волосы.
— Состригли волосы? — изумился я.
— На своих штучках, придурок! — На случай, если я и теперь не понял, он ткнул себя в пах. — И эти волосы запекли в пироге с фруктами, пригласили кавалеров и пущего веселья ради скормили им этот пирог. И эту женщину хотят возвести на престол! — Дуглас засмеялся, будто собака залаяла, и закивал — сам получил удовольствие от своего рассказа.
— Это правда?
Он приложил руку к груди:
— Святая истина, как то, что я сижу перед тобой, сынок!
— Доброе утро, господа! Не сразу вас узнал.
Я вздрогнул и обернулся. Из сгрудившейся кучи влажных плащей вынырнул Фаулер и пробился к нашему столику. Улыбнулся смущенно.
— О, привет! Вот так совпадение, мастер Фаулер! — Дуглас, как бы провозгласив тост, поднес кружку к губам, и любезная улыбка тронула его губы, однако не коснулась глаз.
