— Вы уверены, что это не было умышленным покушением? — Морщины еще глубже врезались в его лоб. — На нас? На посольство?
Я вздохнул с облегчением:
— Какие-то случайные люди, господин посол. Лондонские подмастерья, изрядно подвыпившие. Они не знали, кто я такой, просто увидели иностранца и решили поиздеваться над ним на потеху друг другу. Назвали меня сыном испанской шлюхи, — сымпровизировал я для пущей убедительности, — и мне бы смолчать, а я ответил оскорблением на оскорбление, вот они на меня и набросились.
Посол внимательно посмотрел на меня и покачал головой.
— Лондон! — пробормотал он, как будто все дело было в Лондоне. — Я поддаюсь панике, Бруно, мне чудятся враги даже там, где их нет. Страшусь, что приготовления к войне скоро сделаются явными. Пугаюсь, когда ни с того ни с сего на моих людей нападают. Где это случилось, Бруно?
— В таверне поблизости от Мортлейка. Я наведываюсь в библиотеку к доктору Ди. Он разрешает ученым пользоваться его книгами, а многие из них нигде больше не достать.
— Да-да. — От разговора о книгах он отмахнулся легким движением руки. — И все же пока вам лучше не ездить в Мортлейк, Бруно. Мне хватает забот и без тревог за вас.
— В таверны я больше ни ногой, уж это верно, — отвечал я, потирая щеку. — Англичане любят выпить и терпеть не могут иностранцев, с этим сталкиваешься в Лондоне на каждом шагу. А уж теперь, когда пошли разговоры про планеты, и пророчества, и скорый конец света, люди напуганы и со страху бросаются на чужаков.
Кастельно еле заметно улыбнулся:
— И этих людей Генри Говард и моя супруга надеются поднять против их королевы — надеются, что англичане радостно присоединятся к французским и испанским отрядам! — Он вновь покачал головой.
— Вы утратили веру в план вторжения?
— Я никогда в него не верил, Бруно, и вам прекрасно это известно. А уж если вмешаются испанцы…
— Они используют заговор для утверждения собственной власти?
— Филипп Испанский провозгласил себя защитником католической веры. К тому же он претендует на английский трон, наследие своей покойной супруги — сводной сестры Елизаветы. Вряд ли он дает солдат и деньги лишь затем, чтобы возвести на престол Марию Стюарт. — Кастельно скривился. — А если испанцы в своей поддержке Гизов не ограничатся вторжением в Англию… — Голос его прервался.
— Он поддержит переворот в пользу Гизов в Париже, — закончил я его мысль, и то был не вопрос, а утверждение.
Повисло молчание. Оба мы думали об одном и том же: с испанскими деньгами герцог Гиз сумеет захватить французский трон и против слабой еще протестантской Европы выстроится мощный оборонительный вал католических держав.
— Вот именно, — подытожил наши не высказанные вслух размышления Кастельно. — А теперь послушайте, мне нужна ваша помощь, Бруно.
Я раскрыл ладони в знак полной искренности:
— Все, что могу, господин посол.
— Сможете поехать на ужин в усадьбу Арундела вместо меня?
— Вместо вас, мой господин? Вы приболели?
Почти неслышный вздох сотряс его грудь, дрогнули плечи.
— За последние дни я совсем обессилел, почти не сплю. Не помню, когда в последний раз мне удалось проспать спокойно до утра. Наверное, это было еще до возвращения моей жены из Парижа. — В голосе его отчетливо звучала печаль.
— Это заговор поглощает все ваши силы, мой господин, — искренне пожалел я его. — Вам требуется отдых.
— Какой отдых, Бруно? — возопил он, вздымая руки. — Герцог Гиз — фанатичный католик, он готов голыми руками передушить всех протестантов Европы, распевая при этом псалмы во славу Господа и пролагая себе по трупам путь в небеса. Генри Говард — той же породы и вдобавок жаждет отомстить Тюдорам. А теперь к ним присоединились Мендоза и сам Филипп Испанский, почуяли возможность, особо не рискуя, обогатить и возвеличить Испанию, покуда во Франции нет единства. А я между ними всеми пытаюсь отстоять интересы моего короля, проповедую умеренность и милосердие, а жена моя тем временем сговаривается с Гизами. — Он обреченно покачал головой.
— Теперь я понимаю, отчего вам не спится, господин посол.
Он переплел пальцы и подался вперед, направив оба указательных перста на меня:
— Это еще не все. Генри Говард утверждает, что кто-то перехватывает его переписку с Мэри.
— С чего он взял? — Подмышки увлажнились, но лицо мое не дрогнуло.
— Вроде бы Мэри послала ему некий залог, которого он так и не получил. — Посол хмурился и, нащупав перо на столе, стал машинально его ощипывать. — Его подозрения, само собой, направлены в первую очередь против Солсбери-корта.
— Но письма проходят через множество рук, — напомнил я.
— Разумеется. Начиная с юного Трокмортона и так далее. Но Говард не доверяет нам, а его влияние среди английских католиков опасно недооценивать. Он будоражит их, заставляет действовать, жертвовать имуществом и жизнью во имя католического вторжения. Если он отсечет меня от заговора и станет посылать свою корреспонденцию через Мендозу, к нам перестанут прислушиваться и не останется ни малейшей надежды добиться более умеренных действий.
Он глубоко вздохнул, потер двумя пальцами переносицу и с удивлением уставился на лысое перо на столе. Когда посол заговорил вновь, мне пришлось податься к нему, чтобы разобрать сказанные еле слышным шепотом слова.
— Но ведь заговор может и провалиться. Вдруг испанцы не дадут достаточно денег или откажут в военной помощи? Или английских католиков окажется труднее, чем думает Говард, поднять на восстание? Или кто-то их выдаст? Всякое случается, — добавил он, как будто я собирался с ним спорить.
— И если по той или иной причине заговор обнаружится… — подтолкнул его к продолжению я.
— …то нельзя допустить, чтобы в нем оказался замешан король Генрих, — закончил Кастельно. — В противном случае нам не видать договора с Англией. Но и воспротивиться этим планам он не может, ибо тогда он лишится поддержки французских католиков и Гизу нетрудно будет разделаться с ним. — Кастельно тихо выругался. — И если католическая реконкиста в Англии состоится, хотелось бы обойтись без лишнего насилия, а значит, мне и вам следует сохранить доверие тех, кто готовит вторжение. — Он уперся ладонями в стол и с явным усилием поднялся на ноги. — Нынче я не готов встретиться лицом к лицу с Говардом и Мендозой. Я пошлю им свои извинения, а вы поедете вместо меня в усадьбу Арундел. Присматривайтесь и прислушивайтесь ко всему, потом мне доложите. Выступайте от моего имени в пользу умеренности и кротости, но при этом безусловно за возведение Марии на престол. Говарду я дам знать, что полностью полагаюсь на вас.
— Кротко вторгнуться в страну и сменить в ней правление — поучите меня, как это делается.
Кастельно улыбнулся моей шутке, но без сердечного веселья. Выглядел он настолько изученным, что я испугался, как бы он и вовсе не слег.
