Лицо сэра Стивена просияло.
— Ах, господин Краудер, выбирать здесь не приходится, однако, я полагаю, вы останетесь довольны Огастесом Глэдуэллом из Пулборо. К этому аптекарю обращается вся округа. Его заведение находится всего в нескольких шагах отсюда, и, хотя он в основном занимается хозяйственными ядами и зельями, полагаю, вы сочтете, что он способен и на более сложные рецептуры, если… — сэр Стивен подался вперед и понизил голос до уровня тайной беседы, — если его должным образом проинструктировать. Полагаю, когда он видит меня в своей лавке, его одолевает тоска, ибо порой мне нравится исследовать действие умерщвляющих газов и консервирующих средств с различными добавками и в разнообразных пропорциях. Однако его любопытство разгорается, и часто получение необходимой смеси превращается для нас в маленькое приключение. Он и сам собирает различные диковины, так что наверняка получит огромное удовольствие от знакомства с вами.
Сэр Стивен вскинул голову и часто заморгал. Это движение, видимо, застало парик врасплох, потому как первый и единственный раз за все время общения сэра Стивена с Краудером и Харриет он почти что оказался на том самом месте, на каковом и должен был находиться.
Сэр Стивен позаботился, чтобы его гости были обеспечены напитками и закусками, после чего оставил их наедине с бумагами. Прошло немного времени, прежде чем Харриет подозвала к себе Краудера.
— Вы были правы. В своих дневниках старший сэр Стивен не упустил ни одной детали. Вот что он записал о смерти леди Торнли: «Я беседовал с милордом, и он открыто признал, что находился рядом со своей супругой в момент ее падения, затем он посмотрел мне прямо в глаза, словно любопытствуя: осмелюсь ли я спросить его о чем-то еще? Нет ничего проще падения. Все мы время от времени оступаемся. Я видел обряженное тело миледи и полагаю, что нынче оно выглядит спокойно, особенно если учесть тревожные моменты в прошлом, когда я ожидал, что она вот-вот обвинит своего супруга в убийстве той юной девушки, погибшей несколько лет назад. Тело казалось в целом нетронутым, лишь на запястье виднелись несколько кровоподтеков, словно кто-то держал миледи за руку. Я спросил об этом графа, и он, приняв несколько расстроенный вид, поведал, что пытался удержать супругу, когда она падала, но тщетно. Судя по этим отметинам, тот человек, что держал миледи, сжимал ее руку достаточно крепко, однако я не могу сказать, что именно он пытался сделать — спасти ее или же сбросить вниз. Слуга, Шейпин, ставший свидетелем падения, так толком ничего и не сказал — впрочем, его свидетельство все одно ничто против свидетельства его хозяина. К тому же, разумеется, Торнли был в комнате, когда мы беседовали со слугой. Шейпин полагает, будто миледи еще была жива, когда он оказался рядом. „Я видел, как погас свет в ее глазах, сэр“, — сказал он мне. Граф не согласился с ним. „Когда у тебя сломана шея, Шейпин, свет гаснет в ту же секунду“. Слуга вел себя вполне смиренно и сказал, что, возможно, ошибается. После похорон супруги милорд намеревается проводить большую часть времени в Лондоне. Я рад этому. Надеюсь, его сыновья окажутся людьми лучшими, чем их отец. Во всяком случае, в них течет и материнская кровь».
Краудер улыбнулся.
— Видите, госпожа Уэстерман?
Она приложила руку ко лбу.
— Полагаю…
Анатом опустил свою трость на покрытый толстым ковром пол, издав внезапный глухой звук. Небольшой миазм пыли поднялся в воздух и осел на его туфлях.
— Теперь мы все знаем. Рассказывайте!
Харриет подняла на него взгляд, в котором вдруг отразилось понимание, увидела его раскрасневшиеся щеки и голубовато-ледяные огоньки в глазах.
— Лорд Торнли убил Сару Рэндл и сохранил на память медальон со своими собственными волосами. Его жена обнаружила безделушку, бросила ему вызов, и за это ее столкнули с лестницы, а Шейпин стал свидетелем, возможно, он видел даже больше, чем нужно, но тогда еще не понимал этого.
— А потому его отлучили от друзей, ложно обвинили в воровстве и выслали в Америку.
— Где он в конце концов встретился с Хью… — подхватила Харриет.
— …и Уикстидом. Полагаю, именно из-за этого человека так корит себя капитан Торнли. Он наверняка убил Шейпина. Уикстид знает об этом и знает, почему это произошло.
— А также управляет замком, используя эти сведения, с тех самых пор, как освободился от армии.
Краудер успокоился и улыбнулся собеседнице.
— Полагаю, так оно и есть. Чудесные же у вас соседи, госпожа Уэстерман. А теперь пойдемте навестим местного поставщика ядов.
Огастес Глэдуэлл был самым высоким человеком из всех, кого когда-либо встречала госпожа Уэстерман, и настолько худым, что на его фоне Краудер казался тучным. Анатом разглядывал его с таким интересом, что Харриет почувствовала неловкость. Щеки аптекаря были впалыми, а волосы, редкие и серебристые, он скромно собрал на затылке. Лавка была достаточно просторной, однако из-за гигантского роста своего владельца казалась низкой и более квадратной, чем была на самом деле. Вокруг аптекаря располагались орудия его труда. На стене позади прилавка размещалась сотня маленьких ящичков, каждый из которых был помечен надписью на тонкой медной пластинке. Сам прилавок и боковые столы были уставлены большими сосудами — эти склянки поблескивали и играли в свете вечернего солнца. Харриет удивилась тому, что за четыре года, в течение которых она называла Кейвли своим домом, ей ни разу не довелось побывать здесь. Нет, конечно, Харриет совершала покупки в этой лавке, но лишь через слуг. Царивший тут запах напоминал о ее собственной кухне в те дни, когда госпожа Хэткот делала заготовки на зиму. В воздухе висел аромат гвоздичного масла, и от этого даже в летний день ей казалось, что здесь наступила осень. На прилавке также размещалось множество разнообразных весов: одни подошли бы для картофеля, а самые маленькие казались такими изящными и хрупкими, что — Харриет в этом не сомневалась — способны были взвесить ее дыхание.
Господин Глэдуэлл улыбнулся им и наклонился вперед.
— Вы господин Глэдуэлл, сэр? — осведомился Краудер. Мужчина медленно кивнул. — Я Гэбриел Краудер. Сэр Стивен рекомендовал мне посетить вас.
В глазах мужчины загорелся огонек искренней привязанности.
— Он из моих лучших покупателей, и один из самых требовательных. Полагаю, я уже слышал ваше имя, сэр, и надеялся познакомиться с вами.
Его голос казался до странности шелестящим, словно пергамент, который высушивают, посыпая песком. Краудер с большим удовлетворением огляделся.
— Подозреваю, сэр, что обрел друга. — Анатом заглянул в одну из стеклянных банок; там плавало нечто такое, что Харриет решила не опознавать, дабы сохранить душевное спокойствие. — Сколько лет этому препарату?
— Два года.
— Поразительно.
— На пробку для этой склянки я потратил почти столько же времени, сколько ушло на изготовление раствора. Однако я слышал, что вы обладаете замечательной коллекцией.
