— Объясните, сделайте милость.
Александра вытянула шею и тут же спряталась. Это был Нерецкий! — расстроенный, обеспокоенный, недовольный.
— Тем, что судьба Санкт-Петербурга решается на море. Редкий случай — такого еще, кажись, у нас не бывало. Если эскадра герцога Зюдерманландского одолеет нашу — шведы высадят под столицей десант. А где наша армия — напомнить?
— На юге… но ведь гвардия наготове!..
— Гвардия! Не знающая, что есть баталия!.. Не имеющая достойных командиров!.. А что у нас во флоте? Что, старательно подготовленное королем Густавом?
Нерецкий молчал.
— Назовем, сударь, вещи своими именами. Ты сам с этой новостью прибежал — отчего ж боишься произнести решительное слово? У нас во флоте — измена! Именно так называется то, что друзья твои умудрились состряпать за десять лет. Измена.
— Но кто мог знать?.. Ведь войны не ждали!..
— Ее мог предсказать всякий, кто не парит в облаках, а читает исторические книги. Шведские короли не угомонятся, пока не сменится династия. До той поры они будут наскакивать на Россию и затевать войны.
— Так что же делать? Писать донос?
— Государыня понимает положение вещей… в общих чертах…
Более Ржевский ничего не сказал.
— Значит, мы погибли? — спросил Нерецкий.
— Кого изволишь называть «мы»? Флотских офицеров, друзей твоих, заигравшихся и заваривших эту кашу? Или честных российских подданных? Знал я, когда настойчиво требовал встречи с тобой, что у вас там неладно, знал… Да не думал, что вас настолько оболванили…
Нерецкий промолчал.
— Ты все мне рассказал?
— Ну… должно быть, главное…
— И то верно — историю десятилетних глупостей за полчаса не изложишь. Я должен снестись с нашими влиятельными московскими братьями, которые еще сохранили остатки разума и могут вразумить безумцев. Положение тревожно, — сказал Ржевский. — К счастью, мое слово в наших кругах еще кое-что значит. Мало ли я этих господ мирил? Но пока вижу один способ уменьшить вред, который может причинить «Нептун» и иже с ним. Времени мало. Хочешь поехать с письмами в Москву?
— Да, хочу!
— Ступай собираться и через час будь тут. Каждая минута дорога. Все зависит от того, когда государыня даст приказ Грейговой эскадре. Ту кучу дерьма, которая у нас образовалась, можно разгрести только всем миром…
— Но ведь из лучших намерений?…
— И ими выстлана дорога в ад! — вдруг крикнул Ржевский. — Да ступай же! А ежели будешь ахать, охать и хвататься за голову вместо того, чтобы действовать, то грош цена твоему раскаянию, сударь, грош цена. Жду через час, а лучше — ранее. Еще тебе придется съездить с моей запиской за подорожной. А время позднее. Хорошо, есть кому помочь…
— Иду.
— Не серчай. Когда бы вы натворили дел — поздно было бы мне тебя расспрашивать да вытаскивать из тебя сведения, как гнилой зуб щипцами. Другие люди бы делали вопросы — это хоть ты понял?
— Понял…
— Ступай.
Нерецкий вышел из кабинета.
Александра выскочила в коридор и заметалась — как попасть на улицу? Ведь коли он идет домой — можно узнать, где квартирует, а это очень важно! Наконец она догадалась и пташкой вылетела на Итальянскую.
Нерецкий опередил ее на сотню шагов. Времени отыскивать свой экипаж не было — пока найдешь, пока усядешься в карету, «добыча» сгинет в каком-нибудь переулке. Александра побежала, мало беспокоясь, что подумают о ней прохожие.
Она поняла одно — ее избранник попал в беду, из которой не так просто выкарабкаться. Но это ее даже радовало — сам Господь посылает ей возможность спасти любимого человека! От чего спасти, как спасти — значения не имело.
Смысл разговора с Ржевским был ей в общих чертах понятен — Нерецкий запутался, совершил какие-то глупости и пришел советоваться со старшим товарищем. Слов об измене она не поняла — но рассудила, что пытаться мыслить на бегу — глупое занятие. Скорее всего беда Нерецкого и есть та преграда, которую он поставил между собой и Александрой. Тем лучше — есть возможность докопаться до правды!
Бежать оказалось недалеко — по Итальянской до Екатерининской канавы, вдоль нее да через Невский, а там уж и Мещанские.
Народ действительно косился на Александру: дама, так щегольски одетая, если и прогуливается, так при ней обязательно лакей, компаньонка, еще кто-нибудь, да и ходит днем, а сейчас вечер, и несется эта сумасбродка, подхватив юбки. К счастью, вскоре Нерецкий взошел на крыльце и взялся за дверную ручку. Надо полагать, тут, напротив губернаторского дома, он и жил.
Но вместо того, чтобы повернуть и устремиться к Ржевским, Александра задержалась, отчего — бог весть.
В это мгновение некий человек кинулся на Нерецкого, ухватил его за плечо, не позволив ему войти.
Александра ахнула — похоже, беда была серьезнее, чем ей казалось. Оружия при себе она не имела — да и кто бы взял оружие, собираясь в гости к Ржевским? Но в том, что сможет яростной оплеухой сбросить мерзавца с крыльца, Александра не сомневалась.
Она, опять подхватив юбки, кинулась на выручку к возлюбленному, но остановилась: драки не было, а человек, напавший на Нерецкого, по-видимости, что-то ему бурно объяснял, размахивая руками. Нерецкий же не пытался от него избавиться, а слушал и тоже жестикулировал. Наконец оба сошли с крыльца и размашистым шагом устремились прочь.
Это было странно — ведь Нерецкий обещал Ржевскому собраться и через час быть у него, а вместо того куда-то понесся с человеком, на котором, кажется, была круглая матросская шапка.
Великая сила — женское любопытство. Александра вообразила то самое, что пришло бы на ум любой даме: этот человек прислан любовницей, которая срочно зовет к себе Нерецкого! Стало быть, нужно дознаться, кто врагиня.
Александра уже вообразила юное прекрасное создание, непременно с голубыми глазами, с пухлыми губками, сложенными в притягательную полуулыбку, и наверняка с миллионным приданым, когда Нерецкий и матрос устремились к двери, в которой даже светская дама опознала бы трактирную по двум полумертвым телам, лежащим около, и по доносящемуся из открытых окон шуму.
Возлюбленная Нерецкого никак не могла обитать в трактире, с точки зрения Александры, как и он сам. Человек, столь проникновенно поющий о любви, и грязный трактир — это было совершенно несовместимо! Однако Нерецкий первым вошел в вертеп, и даже без всякой брезгливости.
Александра и близко подходить не стала. Интуитивно она угадала, что пить там водку до рассвета он не станет, а выйдет очень скоро. Так и получилось — минут через пять Нерецкий и матрос покинули трактир, причем Нерецкий почти бежал, а матрос еле поспевал за ним, заскакивая то слева, то справа. Наконец оба остановились лицом к лицу, и Нерецкий произнес какую-то гневную и отчаянную тираду. Матрос разводил руками — оправдывался, не иначе.
