— Сколько вам деток Господь послал?
— Родион — старшенький, за ним Лиза и Маша, потом младшенькие — Гаврюша и Николаша, — похвалилась Колокольцева.
Новиков вздохнул и стал собираться домой.
— Ну как меня уже Ефимка ждет?
— Нет, ты прямо сейчас поезжай в Морской госпиталь, корзину с гостинцами по дороге возьми. Найди кого-нибудь из офицеров, кто отчетливо видел баталию — и как «Владислав» шведам в когти попался. Это очень важно. Я сам не видел — да и плохо соображал, от жара едва на ногах держался. Привези ко мне того человека. Я должен кое-что понять…
— Коли врачи его отпустят. Сам знаешь, с легкой раной в Морском госпитале долго держать не станут, там сейчас каждая кровать на счету. Да что ты задумал?
— Ты, Володька, меня не первый день знаешь. Я когда-либо о ком плохо без особой нужды говорил? Нет? Ну и теперь, пока не обрету уверенности, не скажу. Дело чересчур деликатное… Ну да ладно. Ступай с богом.
— Выздоравливай, Алешка, господь с тобой. — И Новиков ушел, к большому огорчению Родьки, желавшего принять участие в настоящей морской беседе.
— Как рука? — спросил его Михайлов.
— Настойку пью, что доктор прописал, так почти не болит… — сказал Родька. — Одно обидно — на два месяца он меня дома запер! За это время и шведский флот разгромят, и Стокгольм возьмут! И все — без меня! Как я, дурак, в то место стать догадался?
— Могло быть хуже, — утешил его Михайлов. — Кабы тебя кусок рея по башке благословил — ты бы уж в лучшем случае на Смоленском кладбище почивал. А то и за борт бы тело впопыхах скинули. Рука, плечо… В твои сопливые годы все это скоро заживает. Принеси-ка бумагу и карандаш.
Изведя с десяток листов, он понял, что знает о морской баталии, в коей участвовал, очень мало. Нарисовать расположение всех кораблей не удалось. Требовалась помощь.
С горя Михайлов усадил Родьку играть в шахматы, одержал восемнадцать побед и на том успокоился.
Новиков явился на следующий день с преогромной тростью, толщиной чуть не в вершок.
— Где ж ты взял сию оглоблю? — изумился Михайлов.
— Да уж не во французской лавке! Тут тебе и опора, и дубина, все разом. Ну, слушай, докладываю. Я побывал в Морском госпитале да заодно и в Сухопутном, туда тоже наших взяли. Кое с кем потолковал. Есть такой мичман Петин, был на «Ростиславе», как сам говорит, — чудом уцелел…
— На «Ростиславе»?! — вскричал Михайлов. — Тащи его сюда!
— Притащу. Он тебя вспомнил, охотно повидается. Только чуть погодя. Он ранен легко, уже встает потихоньку.
— Можно за ним экипаж прислать!
— Да погоди ты. Вот тебя бы сейчас в экипаж, чтобы растрясло как следует! Не угодно ли? Слушай, Алешка, тут какая-то диковинная каша заваривается. Ефимка прибежал ночью. Вот что он видел. Майков пошел во Вторую Мещанскую. Там напротив губернаторского дома есть домишко в три жилья — вот туда он направлялся, но не открыто. Оказалось, с ним — человек, которого Ефимка сразу не заметил. Майков подсылал этого человека выспрашивать у дворника об одном господине, что в доме квартирует. Сам же подсматривал из-за угла… — Новиков замолчал.
— Что дальше? Ты про Усова говори! — торопил Михайлов.
— Того господина дома не случилось, человек вернулся к Майкову, они посовещались, Майков ушел, а тот остался караулить. И Ефимка тоже — стал осторожненько вокруг дома околачиваться. Как ты полагаешь, на кого он напоролся?
— На папу римского.
— Нет, на человека, который также следил за тем домом, притворяясь, будто дремлет на лавочке. И, вообрази, на том соглядатае была матросская шапка, натянутая на самые уши. Тут Ефимка совсем ошалел. Что, думает, за дом такой? Ладно, дальше околачивается и обнаруживает третьего шпиона! Молодой, лет двадцати пяти, бойкий такой: сунулся в дом, вышел, заскочил во двор, к дворнику стал цепляться, потом по улице прогуливался, на окна поглядывал — и, как Ефимка заметил, на окна третьего жилья.
— Неужто у него не хватило ума спросить у того же дворника, кто проживает в доме? — удивился Михайлов.
Новиков внезапно расхохотался.
— Вообрази, квартирует там знаменитая ученая повивальная бабка!
— Бр-р-р! — только и мог сказать Михайлов. — Хотя… может, они своих жен или любовниц выслеживали, эти господа?..
— Повивальная бабка во втором жилье, а двое из них любопытствовали насчет третьего. В третьем же нанимает квартиру некий господин Нерецкий с сожительницей. Но они куда-то подевались — однако со дня на день должны вернуться. Майков как раз о Нерецком и осведомлялся. Так что Ефимка съел все, что у меня на погребу нашлось, взял хлеб, взял мою большую епанчу и побежал обратно. Он там местечко за сараем присмотрел, где можно лечь и подремать. Хочет понаблюдать с утра пораньше — может, Майков придет…
— Майков? Погоди! Вот что — кликни-ка сюда Родиона. Он тогда видел, как меня, пьяного, на борт затаскивали и в каюту препровождали. Надобно ему Майкова показать.
— Ты хочешь, чтобы дитя, с рукой в лубках, бегало по городу и караулило Майкова, чтобы сказать, тот или не тот? Совести у тебя нет! — возмутился Новиков.
Тут в дверь постучали.
— Антре! — полагая, что пришла госпожа Колокольцева, по-французски пригласил Михайлов. Но вошел Родька.
— Здравствуйте, Владимир Данилыч, — сказал он кротким голоском. — Я пришел узнать, не требуется ли чего. Занятий у меня, пока рука не заживет, нет никаких, и коли что — я с радостью…
— Вот тебе наглядный образец того, на что способны милые детки, — тут же догадался Михайлов. — А сие дитя, полагаю, шаталось взад-вперед по коридору, наставив ухо. Голос же у тебя — Бог не обидел — ты, помнится, матросами на рее грот-трюмселя без рупора командовал.
Родька опустил буйную голову и тем окончательно себя выдал.
— Нет, нет и нет, — сказал Новиков. — Без него справимся.
— Так ведь ненадолго, — вступился Михайлов. — И лето на дворе, а наш мичман сидит взаперти. Думаю, и матушка будет не против, чтобы он с тобой прогулялся — под твоим бдительным присмотром. А я сегодня выберусь с тростью в коридор и погляжу, что из этого получится, смогу ли как полагается на ногу ступить.
— Нет, дитя со сломанной рукой по городу гонять есть сущее безобразие, — не унимался Новиков.
— А боцман Угрюмов сказал, что безобразие, доведенное до единообразия, есть уже флотский порядок! — выпалил Родька.
— Слушай его больше, он тебя научит! — прикрикнул на юного мичмана Михайлов. — Это Угрюмов у меня выдумал пить за здравие российского матроса, коего утром не разбудишь, а ночью не найдешь. Не порть мне подчиненного своими нежностями, Новиков.
— Ладно, пусть так. Но давай еще партийку сыграем на прощанье, — предложил коварный Новиков. — А господин мичман подождет меня в гостиной. Сейчас фигурки расставлю…
