Во время мессы мысли Касконе были о словах Евангелия. Корабль Церкви уже бывал в штормах. Указывали ли знаки на своде Сикстинской капеллы на приближение новой бури? Государственный секретарь был рулевым ответственным и ненавидел бури.
Было сложно, немыслимо не думать о загадке Сикстинской капеллы. После последнего хорала они направились к капелле Орсини, ризнице собора Святого Петра. Канизиус бросил мимоходом:
– Мыслями ты не с нами, брат во Христе.
Касконе и Канизиус не дружили, но в чем-то были схожи. Несмотря на их различное происхождение (один – из старого римского дворянского рода, другой – сын американского фермера), они понимали друг друга. Воспитанники иезуитов, оба были склонны к решительным мерам воздействия. Их союз был опасен для остальных членов курии; ведь Касконе, государственный секретарь, и Канизиус, банкир, воплощали в себе всю власть Ватикана.
Воскресным утром капелла Орсини в роскошном убранстве напоминает место небесного преображения. Двое певчих помогли им переодеться. Теперь Касконе был одет в короткую накидку с капюшоном. Поверх всего – красный шелковый плащ; алая шапочка со шнуром и золотой кисточкой, того же цвета туфли с золотой пряжкой. Канизиус же предпочитал скромное черное одеяние. После того как они переоделись, Канизиус отвел государственного секретаря в сторону. Синий и зеленый свет, струившийся сквозь витражи со сценами Писания, оттенял лица священников. В одной из оконных ниш они остановились и стали разговаривать вполголоса.
– Вы с ума сошли! – прошептал Канизиус. – Вы все сошли с ума. Из-за этих смешных восьми букв. Будто кто-то палкой разворошил муравейник. Я бы никогда не поверил, что курию настолько просто сбить с толку, – всего лишь восемь несчастных букв!
Касконе поднял руки.
– Что же мне делать? Господи, я же не виноват в этом открытии. Я уже думаю, что лучше бы реставраторы стерли их в тот самый день, когда обнаружили. Но теперь мы знаем о них и молчать об этом невозможно, Фил.
Тут Канизиус вышел из себя:
– Тогда дайте уже, наконец, объяснение этой проклятой находке!
Кардинал-государственный секретарь пододвинулся ближе к Канизиусу, чтобы нельзя было заметить, как он взволнован:
– Фил, я делаю все, что в моих силах, для того чтобы получить хоть какой-то результат. Я поручил Еллинеку ex officio решить эту проблему. Он созвал консилиум профессионалов, которые всесторонне обсуждают дело.
– Обсуждают! Кому вы это рассказываете… обсуждают! Можно обсуждать что угодно! Можно, обсуждая секрет, возвести его в ранг государственной тайны! Я не верю ни в загадку Сикстинской капеллы, ни в тайнопись, опасную для Церкви.
– Твоими устами глаголет Господь, брат! Но мир падок на тайны. Люди довольствуются не только едой и одеждой, машиной и четырьмя неделями отпуска в году. Люди ждут тайны. Они жаждут не совершенства от Церкви, а мистики и религиозных тайн. Восемь странных знаков на фресках сводов, которым уже несколько сотен лет, – это именно то, чего хотят люди. И самое худшее, что можно сделать в данной ситуации – разболтать об открытии до того, как мы сами найдем объяснение.
– Господь милостив, тогда найдите же его, но найдите, пока не стало слишком поздно! Знаешь, с самого начала я был против этих исследований, и ты знаешь почему. Теперь же, когда сам сатана слоняется по коридорам, оставляя следы, я чувствую ярость и ненависть. Не знаю, как к этому относиться.
– Non in verbis, sed in rebus est!
[78]
– Касконе смущенно улыбнулся: – Я не знаю, верно ли будет отослать Августина. Он мудр. Уж если кто и в состоянии разрешить данную проблему, то это Августин. Ты слышал, какие доводы он приводил на собрании? В нем огромные знания сочетаются с талантом. Он взял Откровение Иоанна Богослова для того, чтобы доказать, что любую загадку, созданную с использованием букв и чисел, можно решить. Но ключик спрятан там, где его меньше всего предполагают найти. Августин по гностику Василиду узнал, что за зверем Иоанна с числом «666» скрывается римский правитель Дометиан. Кто же, как не Августин, Разгадает тайну Сикстинской капеллы?
Канизиус взволновался:
– Причина, из-за которой я тебя попросил снять орарианца с занимаемой должности, не в его неспособности работать. У него необычайное чутье, я опасаюсь, что он во время расследования вскроет то, что лучше бы сохранить в тайне. Ты знаешь, о чем я говорю.
Касконе оторопело посмотрел на Канизиуса. Продолжая его слушать, он кивком отвечал на приветствия проходивших мимо людей.
– Тяжело охотиться на волка, убив охотничьего пса.
– А бенедиктинец из Монтекассино?
Кардинал-государственный секретарь закатил глаза:
– Разумеется, он опытен и учен. Однако отец Пио уже сорок лет не был в Риме, ему не хватает всесторонней образованности ученого, крут интересов намного уже, если ты понимаешь, о чем я.
– Пио – это, по-моему, верный человек. Он не опасен. Августин наглец, потому что нет ничего бесстыднее, чем осознание собственной мудрости. Это знание срамнее всех вавилонских блудниц, оно олицетворяет власть. Знание и есть власть. Тот, кто это сказал, наверное, был сатаной.
– Тс-с… – Касконе попросил собеседника сдерживаться: – Нам будет сложно в этом деле без помощи Августина. Нам предстоит жить в страхе, пока загадка не будет решена. Страх просочится в наши ряды.
– Страх перед чем? Перед еретическими мыслями Микеланджело? Брат во Христе, Святая Церковь за свою историю выиграла много битв. Она выстоит и сейчас, уверен в этом!
Кардинал-государственный секретарь долго молчал, затем сказал:
– Подумай о предзнаменовании, о котором говорит пророк Даниил. Когда пьяный вавилонский царь Валтасар оскорбил Господа, на стене его дворца некая рука огнем начертала арамейское «meneh tenel и pharsin»!
[79]
Тебе известны варианты толкования текста, который состоит из одних согласных. Одни говорят, сосчитаны одна мина, один шекель и полшекеля. Даниил же нашел совершенно иное толкование: сосчитал Бог царство твое и положил конец ему; взвешен был на весах и найден слишком легким; разделено царство твое и дано Мидянам и Персам. Царь Валтасар был убит в следующую ночь, и царство его разделено.
– Это же произошло две с половиной тысячи лет назад!
– Это ничего не меняет.
Канизиус задумался:
– Микеланджело – художник, а не пророк!
– Скульптор! – исправил его Касконе. – Скульптор, а не художник. Папа Юлий принудил его рисовать. Бесспорно, Его Святейшество не очень разбирался в искусстве и резонно полагал, что тот, кто в состоянии изваять из мрамора Деву Марию с телом Христа (по поручению кардинала Сан-Диониджи), сможет расписать и свод Сикстинской капеллы.
