Неподалеку от Шекспира жил также Джон Хемингс; он снимал дом на Эддл-стрит у кузнеца Томаса Сэвиджа, который был пайщиком «Глобуса». Другой товарищ по театру, Генри Конделл, жил в том же приходе, что и Хемингс. Можно сказать, что шекспировская театральная семья расселилась по всему району. Вполне вероятно, что Шекспир был крестным отцом Уильяма, сына Джона Хемингса, которого крестили осенью 1603 года в церкви Сенг-Мэри-Олдерменбери, расположенной рядом с Силвер-стрит. Возможно, трое друзей иногда вместе отправлялись в «Глобус»: пройдя несколько сотен ярдов, они всходили на паром, перевозивший их через Темзу.
Порой высказывались догадки, что Шекспир переехал из Саутуорка прежде всего потому, что стал отдаляться от сцены и однажды бросил ее, разумеется не переставая при этом писать пьесы. Он числится в списке актеров, занятых в пьесе Бена Джонсона «Сеян» в 1603 году, но его нет среди тех, кто участвовал в постановке комедии «Вольпоне» того же автора в 1605 году. Если это отсутствие в списке — не просто ошибка, то оно свидетельствует о решении Шекспира оставить театр. Он серьезно вкладывал деньги в землю в Стратфорде и не нуждался в актерском заработке. Также он получал доход от своей доли в «Глобусе» от постановки пьес. Ему было сорок лет — средний возраст по меркам той эпохи, — и он мог устать от бесконечной суеты театральных подмостков. И прилично ли землевладельцу по-прежнему выступать на сцене? С 1603 до 1616 года труппа его театра много гастролировала по провинциальным городам. Он к этому уже не стремился. Отныне если он и путешествовал, то только между Лондоном и Стратфордом, а с Силвер-стрит в «Нью- Плейс» перемещался не ради игры на сцене.
Чума посетила и Силвер-стрит. Во время эпидемии скончался королевский музыкант Генри Сэндон и его дочь. Умерли художник Уильям Линли и его жена. Жертвой чумы стал и привратник Барбер-Серджен-Холла, расположенного неподалеку от Монксвелл-стрит. А летом и осенью 1603 года Шекспир или жил в Стратфорде, или отправился вместе со всей труппой в гастрольный тур, вероятно, в последний раз.
В том году лондонские театры чаще всего стояли закрытыми. Театры закрывались, когда от чумы умирало более тридцати человек в неделю, а в 1603 году этот рубеж был значительно превышен. К октябрю труппы вернулись с гастролей и надеялись, что театры откроются. Жена Эдварда Аллейна писала ему в Бексхилл из их дома на Бэнксайде: «И я, и моя мать, и весь дом в добром здравии, и вокруг нас Болезнь идет на убыль, и, похоже, все быстрее и быстрее, с Божьей помощью. Все актерские труппы вернулись домой, и, насколько мы знаем, у них все благополучно…»
Но вряд ли все обстояло так уж благополучно, ибо «Слугам короля» пришлось перебраться туда, куда не дошла чума, — в имение Огастина Филипса в Мортлейке на берегу Темзы. В этом маленьком городке жил также маг и ученый Джон Ди, прославившийся в конце шестнадцатого века благодаря своим предсказаниям и научным изысканиям. С ним советовалась сама королева Елизавета. Во время пребывания в Мортлейке актеры, должно быть, виделись со знаменитым доктором Ди. По крайней мере, так можно объяснить, откуда взялись упорные разговоры о том, будто шекспировский Просперо во многом напоминает этого мага — современника великого драматурга.
Отъезд Филипса из Лондона не отсрочил его смерти. Весной 1604 года он умер, завещав своему «другу Уильяму Шекспиру тридцать шиллингов золотом». Бывшему своему ученику он отписал пурпурный плащ, меч и кинжал, а новому — свои музыкальные инструменты. Шекспир при этом возглавляет список наследников, что заставляет думать, что Филипс питал к нему особую привязанность.
Филипс, возможно, участвовал в спектаклях до закрытия театра в 1603 году, когда «Слуги короля» в первый раз выступали перед своим новым покровителем. Из Мортлейка им пришлось выехать в Уилтон, поместье графа Пембрука около Солсбери в Уилтшире, где г декабря они играли для короля. Джон Хемингс получил 30 фунтов «за хлопоты и расходы его и остальной труппы по переезду из Мортлейка в графство Сарри ко двору и исполнение там перед Его Величеством одной пьесы». Сохранились бесчисленные свидетельства о письме графини Пембрук, отправленном из Уилтон-Хауса. В нем она будто бы советовала сыну приехать вместе с королем из Солсбери, чтобы посмотреть «Как вам это понравится». Она также упоминает, что «Шекспир сейчас у нас». Письмо пропало, но история о нем продолжает жить. Нельзя с достоверностью утверждать, что такое письмо действительно существовало, поскольку этому нет никаких подтверждений. Имеется даже свидетельство о «дружеском» письме самого короля Якова к драматургу, но вряд ли это следует обсуждать. Однако возможно, что именно граф Пембрук рекомендовал труппу лорда-камергера королю, обеспечив ей высочайшее покровительство; как мы видели, этот вельможа был тесно связан с Шекспиром и Бербеджем, а со временем стал доверенным лицом нового короля.
Из Уилтона король со свитой отправился в Хэмптон-Корт. «Слуги короля» последовали за ним. Они возвратились в Лондон лишь ранней весной. Один придворный заметил, что в Хэмптон-Корте «каждый день в большом зале представляли пьесу, на которой всегда присутствовал король и одобрял ее или не одобрял, если на то была причина; но кажется, он не находил в этом занятии особого удовольствия. Актеров больше любили королева и принц: в какие-то вечера они приходили на спектакли как частные лица». Как видно, король не так уж восхищался драматическим искусством. Он сам был склонен к театральности и прилагал изрядные усилия, чтобы подчеркнуть свое величие драматическими и символическими средствами; ко дню его «въезда» в Лондон были построены большие триумфальные арки по римскому образцу. Вероятно, он видел в театральном спектакле просто отблеск реальной власти и могущества. Но факт остается фактом: актеры выступали перед ним гораздо чаще, чем перед его предшественницей. О драматурге в это время тоже говорилось как о «дружелюбном Шекспире» в чьих пьесах «комедиант скачет, тогда как трагик стоит на цыпочках», и таким образом, «все довольны». Под «всеми» подразумевался новый король.
ГЛАВА 76
Я без прикрас вам изложу всю повесть
[352]
Монарх совершил торжественный въезд в столицу своего королевства 15 марта 1604 года. Это стало грандиозным событием в немалой степени еще и потому, что лондонцы праздновали окончание чумы, наконец покинувшей город. Именно по этому случаю Шекспир с товарищами получили по четыре с половиной ярда пурпурной ткани; по-видимому, они должны были принять участие в праздничном шествии по улицам Лондона, от Тауэра до Вестминстера. Это было историческое событие для Шекспира: он прошел по городу, вскормившему его. Возможно, Шекспир или кто-то из собратьев по театру произнес речь у одной из триумфальных арок. Их соперник Эдвард Аллейн, «гений» Лондона, его духовный наставник, также выступил с речью. Выступил, вероятно, в последний раз, потому что в том же году он ушел из актерской профессии. Процессии у Бишопсгейта и Фенчерч-стрит продумали и организовали Томас Деккер и Бен Джонсон. Сочиняя обращение к королю, Деккер явно позаимствовал кое-что у Шекспира:
Этот маленький мир, этот драгоценный камень,
