Таким образом, здесь будет вполне кстати упомянуть и имя Шекспира. Томас вернулся в Англию с письмом от Роберта Дебдейла к его отцу. Позднее и Томас, и Роберт Дебдейл были арестованы и казнены за прозелитическую деятельность в Англии. Из намеков в пьесах Шекспира очевидно, что он не без интереса следил за судьбой старого школьного товарища. Он был, можно сказать, одним из собратьев.
Джон оставил преподавание в Королевской Новой школе в тот год, когда казнили его брата. Последним человеком, связанным со школьным периодом жизни Шекспира, был еще один учитель, Александр Эспинолл, послуживший, по общему предположению, прообразом тупого педанта Олоферна
[85]
. Так незадачливый учитель вошел в систему художественных образов английского языка. Эспинолл появился в школе, когда Шекспира там уже не было, поэтому характер их отношений не так очевиден. Но Шекспир знал Эспинолла и мог судить о его преподавании объективнее, чем это сделал бы школьник. Эспиноллу даже приписываются вирши, сопровождавшие подарок его будущей невесте (перчатки, купленные у Джона Шекспира):
Хоть мал сей дар,
В душе велик пожар
От любви больного
Александра Эспинолла.
Это маленькое стихотворение довольно смешное и звучит по-шекспировски; можно считать, что это некоторая поправка к образу Олоферна.
ГЛАВА 13
Хорошего здесь мало
[86]
В ранние годы учебы Шекспира его отец много занимался незаконной продажей шерсти и ростовщичеством. Подобные нарушения закона были широко распространены и вряд ли могли хоть сколько-нибудь существенно повредить репутации Джона Шекспира. Составлялись судебные протоколы, но он продолжал исполнять свои должностные обязанности и в начале 1572 года вместе с Адрианом Куини отправился в Лондон представлять свой город в Вестминстерском суде. Стратфорд судился с владельцем поместья графом Уориком. Несколькими месяцами позже Джон Шекспир присутствовал в Уорике на вскрытии умершего местного мельника. В этот промежуток времени он посетил все необходимые собрания городского совета.
Рассказывают историю о другой его поездке, в которой, возможно, его сопровождал сын. Летом 1575 года Елизавета I совершала одно из своих путешествий и прибыла в замок Кенилуорт, находящийся всего в 12 милях от Стратфорда. Местную знать, несомненно, пригласили выразить почтение Ее Величеству. Королеву развлекала театральная труппа графа Лестера; в ее честь устраивались разнообразные маскарадные шествия, прочие театральные представления и игры. В одной из интерлюдий русалку с нимфами преследовал в искусственном озере Арион верхом на дельфине. Это была аллегорическая картина, как обычно в подобных случаях взятая из классики, но многие из шекспировских биографов настаивают на том, что она вдохновила Шекспира на упоминание в «Двенадцатой ночи» «Ариона, сидящего на спине у дельфина»
[87]
и на речь Оберона из «Сна в летнюю ночь»:
Ты помнишь,
Как я однажды, сидя на мысу,
Внимал сирене, плывшей на дельфине…
[88]
Думать так по меньшей мере соблазнительно. И занятная история совершенно безобидна.
Нужно сказать, что дела у Джона Шекспира в эти годы шли не хуже, чем обычно. В 1575 году он приобрел в Стратфорде два дома с садами за 40 фунтов. Скорее всего, они примыкали к дому на Хенли-стрит, который теперь можно было расширить для растущего семейства. Джон купил также землю в Бишоптоне и Уэлкомбе, которую впоследствии завещал сыну. Кроме того, он сдавал дом в аренду Уильяму Бербеджу и дважды выступал поручителем за долги Ричарда Хатауэя. Относительное богатство делает еще более загадочным его последующее поведение.
В начале 1577 года Джон Шекспир внезапно и поспешно оставил должность в городском совете. Он присутствовал на его заседаниях в течение тринадцати лет; после же появляется в собрании лишь однажды. Не похоже, что этот странный уход был обусловлен личной враждой. Прежнее окружение относилось к нему терпимо и снисходительно. Его освободили от штрафов, налагаемых обычно за отсутствие, и он значился в списке олдерменов еще десять лет. Также при нем осталась служебная мантия.
Насчет его решения строилось множество догадок, начиная с плохого здоровья и кончая склонностью к пьянству. Маловероятно, что Джон испытывал какие-то денежные затруднения; дела его, похоже, шли успешно все то время, что его сын жил в Стратфорде. Выдвигались предположения, что он таким образом пытался избежать уплаты городских или приходских налогов. Однако, вероятнее всего, он оставил должность по причине принадлежности к старой католической вере. За год до его ухода Тайный совет учредил Высокую комиссию для расследования церковных дел внутри страны. Один из указов предписывал выявлять «все отличающиеся, еретические, ложные и несоответствующие взгляды» и «призывать к порядку, искоренять ошибки и наказывать всех, кто намеренно и упорно отстраняется от Церкви». Членам городского совета, несомненно, было предписано содействовать указу, возможно, даже составить список инакомыслящих, тех, кто упорно отказывался посещать церковные службы. К кому же еще было обращаться комиссии? И Джон Шекспир, будучи инакомыслящим, покинул совет.
Годом позже новым епископом Вустерским, к чьей епархии относился Стратфорд, становится Уитгифт. Он слыл усердным гонителем тех, кто имел «ложные и несоответствующие взгляды». В год отставки Джона Шекспира он прибыл в город с намерением выловить всех еретиков. Для этого следовало попросить помощи у стратфордского совета. Но Джон Шекспир покинул совет девятью месяцами раньше.
Положение Джона Шекспира было тем более неопределенным, что через жену он вошел в родство с семейством Арденов; в это время католик Эдвард Арден был втянут в ссору с протестантом графом Лестером, который отвечал за графство и посылал в Стратфорд своих фанатичных проповедников. Всякий член семьи Арденов, не важно, бывший или настоящий, мог стать объектом подозрения. Итак, религиозные распри вынудили отца Шекспира отойти от общественной деятельности. Его товарищи неохотно пошли ему навстречу, но причины понимали. Это не более чем догадка, но она, по крайней мере, объясняет его поведение.
Шекспиру было тринадцать лет, когда его отец отказался от общественной жизни и почестей. Можно только догадываться, как это подействовало на сына; но мальчик был в том возрасте, когда положение в обществе имеет большое значение для приятелей. Вполне вероятно, что в таком маленьком и глубоко иерархическом сообществе он ощущал отставку отца особенно остро. В попытке оценить его реакцию правильнее будет обратиться непосредственно к текстам, нежели к личности их автора. В пьесах Шекспира то и дело встречаются образы сильных, влиятельных героев-мужчин, которые терпят крах. Таких образов мог просто требовать жанр трагедии; в таком случае это — одна из причин привязанности Шекспира к трагедийным формам. Многие из героев его пьес разочарованы в практической деятельности, можно вспомнить здесь Тимона и Гамлета, Просперо и Кориолана. Такие неудачи не вызывают нападок или горечи со стороны автора; совсем наоборот. Шекспир неизменно сочувствует провалу Антония, Брута или Ричарда II. Как пишет его первый биограф, Николас Роу, имея в виду образ Булей в «Генрихе VIII», «он делает из его [Булей] падения и краха предмет всеобщего сочувствия». Как только герои-мужчины теряют положение в обществе, Шекспир вкладывает в их образы всю поэзию, на какую способен. Возможно, из-за отставки Джона Шекспира его сын впоследствии взялся за тему знатного происхождения и восстановления фамильной чести. Последнее также может если не объяснить, то пролить какой-то свет на его беспримерный интерес к королевским особам. Если глава семьи терпит крах, вполне естественно придумать идеализированную верховную патриархальную власть или такие же взаимоотношения между отцом и сыном. Во всяком случае, Шекспир в своих текстах дает понять, что никогда не примирился бы с отцовским поражением.
