Но ведь если бы у меня в тридцать девятом при обыске не обнаружили блокнота, то я никогда бы не встретила Мартина!
— Теперь всё?
— Что — всё?
— Теперь прогонишь?
— И не подумаю!
— Ты не выглядишь удивленным.
— А я и не удивлен.
— Ты знал?
— Почти с самого начала.
— В чем я прокололась?
— На фотографии — не твоя семья. Шоно сразу это увидел. К тому же ты зачем-то скрыла, что у тебя есть еще один ребенок, а потом случайно сказала: «Дети». Шоно считает, что это девочка, так?
— Да. Машенька.
— Где она?
— Осталась у сестры. Как залог моего возвращения…
— Мы так и думали.
— Что-то еще?
— Шоно не поленился навести справки в Вильно и узнал…
— …что мои родители не были евреями. Ну да, легенду шили на живую нитку — чистить архивы времени не было. А отца звали Исаакием потому, что дед поссорился с деревенским дьячком, и тот записал младенца в приходской книге под первым именем, что стояло в святцах на четвертое сентября. Но, кроме этого, моя история — правда.
— Не сомневаюсь.
— Я не могу взять в толк, почему вы, зная все, продолжали играть партию?
— Да потому что совершенно неважно, как ты сюда попала! Важно — зачем!
— Ты имеешь в виду мое задание? Я…
— Господи! При чем здесь твое задание? Ведь не думаешь же ты, что это они тебя прислали?
— Боюсь, что упаду в твоих глазах ниже нижнего, но именно так я и думаю.
— Хорошо, попробую иначе. Почему ко мне послали именно тебя?
— Потому что очень похожа на твою покойную жену, и, следовательно, вероятность того, что ты мной увлечешься, была выше.
— Так думали они, имея в распоряжении от силы пару фотографий и словесный портрет. На самом же деле — и ты могла в этом только что убедиться — тут гораздо больше, чем простое сходство черт! Отличить тебя от Мари можно только по голосу. И именно услышав твой тембр, я понял, чего не хватало ей. Мы знали тебя по подробнейшему описанию, но голос описанию не поддается. Поэтому и приняли Мари за тебя.
— Знали?…
— Я полагал, что ты уже догадалась…
— Разумеется, я заметила, что легко могу самоотождествиться и с Тарой, и с Барбарой — не только внешне, но не предполагала, что это заметил также и ты. Видимо, я никудышная актриса.
— О нет! Ты играла… легкомысленную особу довольно убедительно! Просто один раз в бреду ты заговорила со мной, как со своим ребенком. Этого было довольно, чтобы понять…
— Слабое, но утешение. И все же я до сих пор не понимаю: Тара, Барбара, я — кто мы? Кто я?
— В первую очередь ты — самый дорогой для меня человек. Остальное слишком долго объяснять, а нам сейчас нужно собираться в дорогу.
— В дорогу? Куда?
— Через двенадцать минут придет Шоно и будем решать. Чай совсем остыл, пойду вскипячу воду.
Шоно пришел ровно в половине одиннадцатого. Поздоровался, с полминуты изучал мизансцену, потом заметил:
— Если я правильно понял, то у вас совсем недавно был гость, с которым вы обошлись нехорошо — не дали допить коньяк и не угостили пирогом. Я, кстати, не откажусь — он так аппетитно выглядит! Благодарю, — сказал он, усаживаясь за стол и принимая у Веры тарелочку. — К тому же, — указав вилкой на пистолет, — отобрали любимую игрушку. Очень, оч-чень некрасиво с вашей стороны. Мм!.. Пирог восхитительный, да-с. Мои комплименты, мадам.
— Скажите, Шоно… Я не смогла добиться вразумительного ответа от Мартина… Если вы с самого начала знали, кто я и что я, к чему было разыгрывать весь этот спектакль? — проигнорировав похвалу, строго спросила Вера.
Шоно с видимым сожалением отложил вилку и развел руками:
— Уличать даму — это не по-джентльменски. К тому же мы предполагали, что знаем о ваших обстоятельствах. Нам всем стало бы неприятно. Вот мы и ждали, пока вы сами не решите обо всем поведать, а в том, что рано или поздно это произойдет, у нас сомнений не возникало. Правда ведь, Марти?
Мартин задумчиво качнул головой, что можно было трактовать как согласие.
— А вы не боялись, что это произойдет слишком поздно? — Тон Веры сделался жестким.
— Единственное, чего мы боялись, — это вас обидеть, — Шоно пристально посмотрел ей в суженные глаза. — Те, кто обижают Шхину́, кончают скверно.
— Кого?
— Мартин вам не рассказал?
— У нас не было времени, Шоно, — подал голос Мартин, разглядывавший улицу сквозь щелку в занавесках, — нет его и сейчас. За домом следят. И теперь уже, возможно, две конкурирующие организации.
— Ты про тех унылых топтунов, которых я срисовал на входе? — Шоно невозмутимо вернулся к пирогу. — Не думаю, что они из разных фирм, — уж очень мило воркуют между собой. Вторые — из этих? — Он нарисовал пальцем в воздухе два зигзага.
Мартин кивнул.
— Скольких вы видели? — встревожено спросила Вера.
— Двоих у парадного в авто и одного — у черного входа.
— Тогда это только наши. — Вера с облегчением выдохнула. — У них нет указаний применять насилие — только наблюдать.
— Это хорошо. — Шоно встал из-за стола и добавил по-русски: — Еще раз спасибо! Такой шикарной русской шарлотки я не едал уже лет тридцать! — И вновь по-немецки: — Прослушивающей аппаратуры тут нет — я бы почувствовал.
— Как это?
— Я весьма чувствителен к электромагнитным полям. Из-за этого я у себя дома вовсе не использую электричества — мешает думать. Но — к делу! Во-первых, надо телефонировать нашему большому другу и предупредить о позднем визите, который мы намерены ему нанести. Это — на тебе, Марти.
Тот удалился.
Шоно перешел на русский:
— Во-вторых, и это самое важное, нам надо понять, как быть с вами, сударыня. Так сказать, оценить риски. Насколько я понимаю, вам было приказано… войти в абсолютное доверие к Мартину, выведать все, что можно. Чего я меж тем не понимаю, так это зачем вашему начальству понадобились наши скромные секреты? Я, признаться, не верю в то, что нынешнее руководство гепеу интересуется вопросами практической магии. По-моему, их занимают исключительно земные проблемы, вроде собственного выживания. Или я не прав?
— Вы правы, — отозвалась Вера, помолчав, добавила: — Прежние были талантливыми подлецами с идеями, у этих воображения ни на грош, но зато звериное чутье и никаких рефлексий. Сталину не нужны талантливые. Ему нужны исполнительные. Палачи-делопроизводители.
— Тогда отчего они вдруг взялись за это дело?
