— Нет, что вы! Ни в коем случае!
— Тогда остается только один выход. Девочку нужно отправить за границу.
— Мы согласны, доктор.
— Это очень дорого.
— Я слышал, что государство должно оплачивать такие операции.
— Да, но не в нашем случае. Бесплатно делают только срочные операции и только в Португалии, а лечение за границей государство не оплачивает.
— Разве Маргарите не нужна срочная операция?
— Я считаю, что нужна. Но другие врачи со мной не согласны. К сожалению, их мнение более весомо.
— Я попробую с ними поговорить.
— Только время зря потеряете. Пока вы будете вести переговоры, состояние девочки может ухудшиться. Дорога каждая минута.
— Тогда мы заплатим сами.
— Это дорого.
— Сколько?
— Я связалась с одной лондонской клиникой, в которой Маргариту могли бы прооперировать на следующей неделе. Я отправила им ее генетические анализы, чтобы они подобрали подходящего донора. Ремиссия, которая вот-вот должна наступить, позволила бы нам спокойно перевезти девочку в Англию. Операция, пребывание в больнице, отель для родителей… все потянет на пятьдесят тысяч долларов.
Томаш поник головой.
— У нас нет таких денег.
— Тогда нам остается только молиться, — заключила доктор Тулипа, — чтобы господь вразумил моих коллег и дал девочке еще немного времени.
Нежно-бирюзовая поверхность окруженного зеленью бассейна в парке отеля Лапа поблескивала в солнечных лучах. Все вокруг было пронизано глубоким и ровным золотистым сиянием, как бывает только весной; день выдался таким чудесным, что Нельсон Молиарти предпочел встретиться с Томашем у воды. Одетый в новые кремовые брюки и желтую рубашку-поло, он поджидал историка под белым тентом у самого бассейна, лениво потягивая апельсиновый сок.
— Вы плохо выглядите, — со всей откровенностью заявил Молиарти, увидев бледного, с черными кругами под глазами Томаша. — Что-нибудь случилось?
— С дочкой беда, — признался Норонья. Он уселся рядом с американцем и стал смотреть на воду. — Она заболела.
— Вот как, — произнес Молиарти, опустив глаза. — Мне очень жаль. Это серьезно?
— Очень серьезно.
Подошел официант с маленьким блокнотиком в руках.
— Вы чего-нибудь желаете?
— У вас есть зеленый чай?
— Разумеется.
— Принесите, пожалуйста. Любой.
— Могу порекомендовать китайский Тингу Тачань. Он легкий и очень ароматный.
— Пойдет.
Томаш и Молиарти переместились за столик под белым зонтиком. Их разговор ненадолго прервало появление длинноногой красавицы с волнистыми волосами и золотистой кожей, в крошечном бикини и огромных солнечных очках. С надменным видом продефилировав мимо мужчин, гостья из страны, в которой нет печалей и забот, сбросила с плеча полотенце, сняла очки, уселась в шезлонг и безмятежно подставила лицо солнечным лучам.
— Мне нужны деньги, — прервал молчание Томаш.
Молиарти отпил сока.
— Сколько?
— Много.
— Когда?
— Как можно скорее. Моя дочь очень больна. Ей срочно требуется операция. Очень дорогая операция.
Молиарти вздохнул.
— Пятьсот тысяч по-прежнему вас ждут. При одном условии.
— Я знаю.
— Вы готовы подписать договор о неразглашении?
— Да, готов.
Молиарти наклонился за небольшой аккуратной папкой, положил ее на стол и раскрыл.
— Как только вы позвонили, я понял, что вы готовы подписать его, — сказал американец. — Вот он, наш контракт.
— Сначала прочтите.
Договор был составлен по-английски. Молиарти прочел его вслух пункт за пунктом. Согласно условиям контракта, Фонд американской истории готов был выплатить Томашу Норонье пятьсот тысяч долларов при условии, что тот берет на себя обязательства хранить в тайне результаты проведенных по заказу фонда научных исследований. Запрет налагался на любые формы публикации: статьи, монографии, интервью, выступления на конференциях. Кроме того, историк не имел права предавать огласке имена нанявших его сотрудников фонда и условия, на которых он был нанят. Нарушение договора влекло за собой выплату штрафа в двойном размере. Другими словами, нарушитель был обязан вернуть организации гонорар и заплатить такую же сумму в качестве штрафа. В общей сложности миллион долларов.
— Где я должен поставить подпись?
— Тут, — Молиарти указал свободное пространство под текстом договора.
Американец вручил Томашу ручку, и тот молча подписал оба экземпляра. Один вернул Молиарти, второй забрал себе.
— А теперь давайте чек.
Молиарти достал чековую книжку и начал выводить в ней число с большим количеством нулей.
— Надо же, полмиллиона баксов. Вы теперь богач, — он заговорщически улыбнулся. — Хватит и дочку вылечить, и жену вернуть…
Томаш бросил на американца быстрый вопросительный взгляд.
— При чем тут моя жена?
— Я хотел сказать, что теперь вам будет проще с ней помириться. При таких-то деньжищах…
— С чего вы взяли, что мы с женой расстались?
Молиарти замер, держа ручку на весу.
— Откуда… Да вы же сами мне и сказали.
— Я вам ничего не говорил, — в голосе Томаша появились резкие нотки. — Откуда вы узнали?
— Мне кто-то сказал…
— Кто? Кто мог вам это сказать?
— Я… я не помню. Ради бога, Том, не стоит из-за этого сейчас…
— Не юлите, Нельсон. Откуда вам известно, что я расстался с женой?
— Где-то слышал…
— Не врите, Нельсон. Я не уйду, пока не узнаю правду. Откуда вы узнали о моем разрыве с женой?
— Понятия не имею. Разве это так уж важно?
— Нельсон, вы за мной шпионили?
— Да будет вам, Том. «Шпионили» слишком громкое слово. Скажем, мы старались быть в курсе.
— Каким образом?!
На них уже оглядывались. Молиарти поспешил успокоить португальца.
— Не надо так нервничать.
— Я не нервничаю, мать вашу! Я хочу знать.
Американец вздохнул. Норонью надо было нейтрализовать, пока не разгорелся настоящий скандал.
— Окей, я все расскажу, если вы мне кое-что пообещаете.
— Что я должен пообещать?
— Что не станете сходить с ума.
— Это зависит от того, что вы скажете.
