— Я удивляюсь только, как можно было поручить такому
человеку судьбу России.
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было
еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее
донесение:
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он
требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую
дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок
Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об
уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших
предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи
моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским
следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких
донесений от вас. Между тем от 1-го сентября получил я через Ярославль, от
московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею
оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня
это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим
генерал-адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о
побудивших вас причинах к столь печальной решимости».
Глава 3
Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал
посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный
этот был француз Мишо, не знавший по-русски, но quoique etranger, Russe de
coeur et d`âme, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души, ]
как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во
дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и
который не знал по-русски, чувствовал себя все-таки растроганным, когда он
явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем]
(как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa
route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г-на Мишо и должен был быть
другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое
печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же
спросил у него:
— M`apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия
привезли вы мне? Дурные, полковник?]
— Bien tristes, sire, — отвечал Мишо, со вздохом опуская
глаза, — l`abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление
Москвы. ]
— Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre?
[Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] — вдруг вспыхнув, быстро
проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать
от Кутузова, — именно то, что под Москвою драться не было возможности и что,
так как оставался один выбор — потерять армию и Москву или одну Москву, то
фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
— L`ennemi est-il en ville? [Неприятель вошел в город?] —
спросил он.
— Oui, sire, et elle est en cendres a l`heure qu`il est. Je
l`ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в
настоящее время. Я оставил его в пламени. ] — решительно сказал Мишо; но,
взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и
часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза
мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг
нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову,
твердым голосом обратился к Мишо.
— Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, — сказал
он, — que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me
soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez-vous
laisse l`armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne
capitale? N`avez-vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по
всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов
покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую
без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего tres gracieux souverain, Мишо тоже
успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого
ответа, он не успел еще приготовить ответа.
— Sire, me permettrez-vous de vous parler franchement en
loyal militaire? [Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как
подобает настоящему воину?] — сказал он, чтобы выиграть время.
— Colonel, je l`exige toujours, — сказал государь. — Ne me
cachez rien, je veux savoir absolument ce qu`il en est. [Полковник, я всегда
этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину. ]
— Sire! — сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на
губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots
[игры слов]. — Sire! j`ai laisse toute l`armee depuis les chefs jusqu`au
dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante…
[Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата,
без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
— Comment ca? — строго нахмурившись, перебил государь. — Mes
Russes se laisseront-ils abattre par le malheur… Jamais!.. [Как так? Мои
русские могут ли пасть духом перед неудачей… Никогда!..]
Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
— Sire, — сказал он с почтительной игривостью выражения, —
ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse
persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, — говорил уполномоченный
русского народа, — et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie,
combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше
величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят
нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни,
насколько они вам преданы…]
