Потому что это так случилось. «Случай сделал положение;
гений воспользовался им», — говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно
существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают
известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое-то
явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я
вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие;
не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется
овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен
казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран
попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот
самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться
поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что
делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит
допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них
цели, — и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что
происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели
он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с
бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае,
ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и
признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и
целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного
с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны
будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов
нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во
Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и
что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель
этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и
гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить
себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не
нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих
людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были
необходимы.
Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймем, что
точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других, более
соответственных ему, цвета и семени, чем те, которые оно производит, точно так
же невозможно придумать других двух людей, со всем их прошедшим, которое
соответствовало бы до такой степени, до таких мельчайших подробностей тому
назначению, которое им предлежало исполнить.
Глава 3
Основной, существенный смысл европейских событий начала
нынешнего столетия есть воинственное движение масс европейских народов с запада
на восток и потом с востока на запад. Первым зачинщиком этого движения было
движение с запада на восток. Для того чтобы народы запада могли совершить то
воинственное движение до Москвы, которое они совершили, необходимо было: 1)
чтобы они сложились в воинственную группу такой величины, которая была бы в
состоянии вынести столкновение с воинственной группой востока; 2) чтобы они
отрешились от всех установившихся преданий и привычек и 3) чтобы, совершая свое
воинственное движение, они имели во главе своей человека, который, и для себя и
для них, мог бы оправдывать имеющие совершиться обманы, грабежи и убийства,
которые сопутствовали этому движению.
И начиная с французской революции разрушается старая,
недостаточно великая группа; уничтожаются старые привычки и предания;
вырабатываются, шаг за шагом, группа новых размеров, новые привычки и предания,
и приготовляется тот человек, который должен стоять во главе будущего движения
и нести на себе всю ответственность имеющего совершиться.
Человек без убеждений, без привычек, без преданий, без
имени, даже не француз, самыми, кажется, странными случайностями продвигается
между всеми волнующими Францию партиями и, не приставая ни к одной из них,
выносится на заметное место.
Невежество сотоварищей, слабость и ничтожество противников,
искренность лжи и блестящая и самоуверенная ограниченность этого человека
выдвигают его во главу армии. Блестящий состав солдат итальянской армии,
нежелание драться противников, ребяческая дерзость и самоуверенность
приобретают ему военную славу. Бесчисленное количество так называемых
случайностей сопутствует ему везде. Немилость, в которую он впадает у правителей
Франции, служит ему в пользу. Попытки его изменить предназначенный ему путь не
удаются: его не принимают на службу в Россию, и не удается ему определение в
Турцию. Во время войн в Италии он несколько раз находится на краю гибели и
всякий раз спасается неожиданным образом. Русские войска, те самые, которые
могут разрушить его славу, по разным дипломатическим соображениям, не вступают
в Европу до тех пор, пока он там.
По возвращении из Италии он находит правительство в Париже в
том процессе разложения, в котором люди, попадающие в это правительство,
неизбежно стираются и уничтожаются. И сам собой для него является выход из
этого опасного положения, состоящий в бессмысленной, беспричинной экспедиции в
Африку. Опять те же так называемые случайности сопутствуют ему. Неприступная
Мальта сдается без выстрела; самые неосторожные распоряжения увенчиваются
успехом. Неприятельский флот, который не пропустит после ни одной лодки,
пропускает целую армию. В Африке над безоружными почти жителями совершается целый
ряд злодеяний. И люди, совершающие злодеяния эти, и в особенности их
руководитель, уверяют себя, что это прекрасно, что это слава, что это похоже на
Кесаря и Александра Македонского и что это хорошо.
