Иногда ей приходила мысль, что различие это происходит от
возраста; но она чувствовала, что была виновата перед ним, и в душе своей
обещала себе исправиться и сделать невозможное — то есть в этой жизни любить и
своего мужа, и детей, и Николеньку, и всех ближних так, как Христос любил
человечество. Душа графини Марьи всегда стремилась к бесконечному, вечному и
совершенному и потому никогда не могла быть покойна. На лице ее выступило
строгое выражение затаенного высокого страдания души, тяготящейся телом.
Николай посмотрел на нее.
«Боже мой! что с нами будет, если она умрет, как это мне
кажется, когда у нее такое лицо», — подумал он, и, став перед образом, он стал
читать вечерние молитвы.
Глава 16
Наташа, оставшись с мужем одна, тоже разговаривала так, как
только разговаривают жена с мужем, то есть с необыкновенной ясностью и быстротой
познавая и сообщая мысли друг друга, путем противным всем правилам логики, без
посредства суждений, умозаключений и выводов, а совершенно особенным способом.
Наташа до такой степени привыкла говорить с мужем этим способом, что верным
признаком того, что что-нибудь было не ладно между ей и мужем, для нее служил
логический ход мыслей Пьера. Когда он начинал доказывать, говорить
рассудительно и спокойно и когда она, увлекаясь его примером, начинала делать
то же, она знала, что это непременно поведет к ссоре.
С того самого времени, как они остались одни и Наташа с
широко раскрытыми, счастливыми глазами подошла к нему тихо и вдруг, быстро
схватив его за голову, прижала ее к своей груди и сказала: «Теперь весь, весь
мой, мой! Не уйдешь!» — с этого времени начался этот разговор, противный всем
законам логики, противный уже потому, что в одно и то же время говорилось о
совершенно различных предметах. Это одновременное обсуждение многого не только
не мешало ясности понимания, но, напротив, было вернейшим признаком того, что
они вполне понимают друг друга.
Как в сновидении все бывает неверно, бессмысленно и
противоречиво, кроме чувства, руководящего сновидением, так и в этом общении,
противном всем законам рассудка, последовательны и ясны не речи, а только чувство,
которое руководит ими.
Наташа рассказывала Пьеру о житье-бытье брата, о том, как
она страдала, а не жила без мужа, и о том, как она еще больше полюбила Мари, и
о том, как Мари во всех отношениях лучше ее. Говоря это, Наташа призналась
искренно в том, что она видит превосходство Мари, но вместе с тем она, говоря
это, требовала от Пьера, чтобы он все-таки предпочитал ее Мари и всем другим
женщинам, и теперь вновь, особенно после того, как он видел много женщин в
Петербурге, повторил бы ей это.
Пьер, отвечая на слова Наташи, рассказал ей, как невыносимо
было для него в Петербурге бывать на вечерах и обедах с дамами.
— Я совсем разучился говорить с дамами, — сказал он, —
просто скучно. Особенно, я так был занят.
Наташа пристально посмотрела на него и продолжала:
— Мари, это такая прелесть! — сказала она. — Как она умеет
понимать детей. Она как будто только душу их видит. Вчера, например, Митенька
стал капризничать…
— Ах, как он похож на отца, — перебил Пьер.
Наташа поняла, почему он сделал это замечание о сходстве
Митеньки с Николаем: ему неприятно было воспоминание о его споре с шурином и
хотелось знать об этом мнение Наташи.
— У Николеньки есть эта слабость, что если что не принято
всеми, он ни за что не согласится. А я понимаю, ты именно дорожишь тем, чтобы
ouvrir un carriere [открыть поприще], — сказала она, повторяя слова, раз
сказанные Пьером.
— Нет, главное для Николая, — сказал Пьер, — мысли и
рассуждения — забава, почти препровождение времени. Вот он собирает библиотеку
и за правило поставил не покупать новой книги, не прочтя купленной, — и
Сисмонди, и Руссо, и Монтескье, — с улыбкой прибавил Пьер. — Ты ведь знаешь,
как я его… — начал было он смягчать свои слова; но Наташа перебила его, давая
чувствовать, что это не нужно.
— Так ты говоришь, для него мысли забава…
— Да, а для меня все остальное забава. Я все время в
Петербурге как во сне всех видел. Когда меня занимает мысль, то все остальное
забава.
— Ах, как жаль, что я не видала, как ты здоровался с детьми,
— сказала Наташа. — Которая больше всех обрадовалась? Верно, Лиза?
— Да, — сказал Пьер и продолжал то, что занимало его. —
Николай говорит, мы не должны думать. Да я не могу. Не говоря уже о том, что в
Петербурге я чувствовал это (я тебе могу сказать), что без меня все это
распадалось, каждый тянул в свою сторону. Но мне удалось всех соединить, и
потом моя мысль так проста и ясна. Ведь я не говорю, что мы должны
противудействовать тому-то и тому-то. Мы можем ошибаться. А я говорю:
возьмемтесь рука с рукою те, которые любят добро, и пусть будет одно знамя —
деятельная добродетель. Князь Сергий славный человек и умен.
Наташа не сомневалась бы в том, что мысль Пьера была великая
мысль, но одно смущало ее. Это было то, что он был ее муж. «Неужели такой
важный и нужный человек для общества — вместе с тем мой муж? Отчего это так
случилось?» Ей хотелось выразить ему это сомнение. «Кто и кто те люди, которые
могли бы решить, действительно ли он так умнее всех?» — спрашивала она себя и
перебирала в своем воображении тех людей, которые были очень уважаемы Пьером.
Никого из всех людей, судя по его рассказам, он так не уважал, как Платона
Каратаева.
— Ты знаешь, о чем я думаю? — сказала она, — о Платоне Каратаеве.
Как он? Одобрил бы тебя теперь?
Пьер нисколько не удивлялся этому вопросу. Он понял ход
мыслей жены.
— Платон Каратаев? — сказал он и задумался, видимо, искренно
стараясь представить себе суждение Каратаева об этом предмете. — Он не понял
бы, а впрочем, я думаю, что да.
— Я ужасно люблю тебя! — сказала вдруг Наташа. — Ужасно.
Ужасно!
— Нет, не одобрил бы, — сказал Пьер, подумав. — Что он
одобрил бы, это нашу семейную жизнь. Он так желал видеть во всем благообразие,
счастье, спокойствие, и я с гордостью показал бы ему нас. Вот ты говоришь —
разлука. А ты не поверишь, какое особенное чувство я к тебе имею после разлуки…
— Да, вот еще… — начала было Наташа.
— Нет, не то. Я никогда не перестаю тебя любить. И больше
любить нельзя; а это особенно… Ну, да… — Он не договорил, потому что
встретившийся взгляд их договорил остальное.
