Наполеон тотчас заметил то, что они делали, и догадался, что
они были еще не готовы. Он не захотел лишить их удовольствия сделать ему
сюрприз. Он притворился, что не видит господина Боссе, и подозвал к себе
Фабвье. Наполеон слушал, строго нахмурившись и молча, то, что говорил Фабвье
ему о храбрости и преданности его войск, дравшихся при Саламанке на другом
конце Европы и имевших только одну мысль — быть достойными своего императора, и
один страх — не угодить ему. Результат сражения был печальный. Наполеон делал
иронические замечания во время рассказа Fabvier, как будто он не предполагал,
чтобы дело могло идти иначе в его отсутствие.
— Я должен поправить это в Москве, — сказал Наполеон. — A
tantot, [До свиданья. ] — прибавил он и подозвал де Боссе, который в это время
уже успел приготовить сюрприз, уставив что-то на стульях, и накрыл что-то
покрывалом.
Де Боссе низко поклонился тем придворным французским
поклоном, которым умели кланяться только старые слуги Бурбонов, и подошел,
подавая конверт.
Наполеон весело обратился к нему и подрал его за ухо.
— Вы поспешили, очень рад. Ну, что говорит Париж? — сказал
он, вдруг изменяя свое прежде строгое выражение на самое ласковое.
— Sire, tout Paris regrette votre absence, [Государь, весь
Париж сожалеет о вашем отсутствии. ] — как и должно, ответил де Боссе. Но хотя
Наполеон знал, что Боссе должен сказать это или тому подобное, хотя он в свои
ясные минуты знал, что это было неправда, ему приятно было это слышать от де
Боссе. Он опять удостоил его прикосновения за ухо.
— Je suis fache, de vous avoir fait faire tant de chemin,
[Очень сожалею, что заставил вас проехаться так далеко. ] — сказал он.
— Sire! Je ne m`attendais pas a moins qu`a vous trouver aux
portes de Moscou, [Я ожидал не менее того, как найти вас, государь, у ворот
Москвы. ] — сказал Боссе.
Наполеон улыбнулся и, рассеянно подняв голову, оглянулся
направо. Адъютант плывущим шагом подошел с золотой табакеркой и подставил ее.
Наполеон взял ее.
— Да, хорошо случилось для вас, — сказал он, приставляя
раскрытую табакерку к носу, — вы любите путешествовать, через три дня вы
увидите Москву. Вы, верно, не ждали увидать азиатскую столицу. Вы сделаете
приятное путешествие.
Боссе поклонился с благодарностью за эту внимательность к
его (неизвестной ему до сей поры) склонности путешествовать.
— А! это что? — сказал Наполеон, заметив, что все придворные
смотрели на что-то, покрытое покрывалом. Боссе с придворной ловкостью, не
показывая спины, сделал вполуоборот два шага назад и в одно и то же время
сдернул покрывало и проговорил:
— Подарок вашему величеству от императрицы.
Это был яркими красками написанный Жераром портрет мальчика,
рожденного от Наполеона и дочери австрийского императора, которого почему-то
все называли королем Рима.
Весьма красивый курчавый мальчик, со взглядом, похожим на
взгляд Христа в Сикстинской мадонне, изображен был играющим в бильбоке. Шар
представлял земной шар, а палочка в другой руке изображала скипетр.
Хотя и не совсем ясно было, что именно хотел выразить
живописец, представив так называемого короля Рима протыкающим земной шар
палочкой, но аллегория эта, так же как и всем видевшим картину в Париже, так и
Наполеону, очевидно, показалась ясною и весьма понравилась.
— Roi de Rome, [Римский король. ] — сказал он, грациозным
жестом руки указывая на портрет. — Admirable! [Чудесно!] — С свойственной
итальянцам способностью изменять произвольно выражение лица, он подошел к
портрету и сделал вид задумчивой нежности. Он чувствовал, что то, что он скажет
и сделает теперь, — есть история. И ему казалось, что лучшее, что он может
сделать теперь, — это то, чтобы он с своим величием, вследствие которого сын
его в бильбоке играл земным шаром, чтобы он выказал, в противоположность этого
величия, самую простую отеческую нежность. Глаза его отуманились, он
подвинулся, оглянулся на стул (стул подскочил под него) и сел на него против
портрета. Один жест его — и все на цыпочках вышли, предоставляя самому себе и
его чувству великого человека.
Посидев несколько времени и дотронувшись, сам не зная для
чего, рукой до шероховатости блика портрета, он встал и опять позвал Боссе и
дежурного. Он приказал вынести портрет перед палатку, с тем, чтобы не лишить
старую гвардию, стоявшую около его палатки, счастья видеть римского короля,
сына и наследника их обожаемого государя.
Как он и ожидал, в то время как он завтракал с господином
Боссе, удостоившимся этой чести, перед палаткой слышались восторженные клики
сбежавшихся к портрету офицеров и солдат старой гвардии.
— Vive l`Empereur! Vive le Roi de Rome! Vive l`Empereur! [Да
здравствует император! Да здравствует римский король!] — слышались восторженные
голоса.
После завтрака Наполеон, в присутствии Боссе, продиктовал
свой приказ по армии.
— Courte et energique! [Короткий и энергический!] —
проговорил Наполеон, когда он прочел сам сразу без поправок написанную
прокламацию. В приказе было:
«Воины! Вот сражение, которого вы столько желали. Победа
зависит от вас. Она необходима для нас; она доставит нам все нужное: удобные
квартиры и скорое возвращение в отечество. Действуйте так, как вы действовали
при Аустерлице, Фридланде, Витебске и Смоленске. Пусть позднейшее потомство с
гордостью вспомнит о ваших подвигах в сей день. Да скажут о каждом из вас: он
был в великой битве под Москвою!»
— De la Moskowa! [Под Москвою!] — повторил Наполеон, и,
пригласив к своей прогулке господина Боссе, любившего путешествовать, он вышел
из палатки к оседланным лошадям.
— Votre Majeste a trop de bonte, [Вы слишком добры, ваше
величество, ] — сказал Боссе на приглашение сопутствовать императору: ему
хотелось спать и он не умел и боялся ездить верхом.
Но Наполеон кивнул головой путешественнику, и Боссе должен
был ехать. Когда Наполеон вышел из палатки, крики гвардейцев пред портретом его
сына еще более усилились. Наполеон нахмурился.
— Снимите его, — сказал он, грациозно-величественным жестом
указывая на портрет. — Ему еще рано видеть поле сражения.
Боссе, закрыв глаза и склонив голову, глубоко вздохнул, этим
жестом показывая, как он умел ценить и понимать слова императора.
