— Не знаешь? — переспросил он в некоторой растерянности.
— Может, я просто много выпила.
Бет рылась в бумагах, разглаживая листки на бедре и качая головой. Она то приближала их к лицу, то отстраняла, а потом взглянула на Джека запавшими глазами:
— Представь: ты просыпаешься и понимаешь, что видел странный сон. Ты иначе себя чувствуешь. Ты знаешь, что сон был странным, но не можешь вспомнить, что именно тебе приснилось.
Возможно, она еще не протрезвела или в буфете у нее спрятан ликер? Непохоже: взгляд спокойный, движения медленные, но аккуратные. Не была Бет пьяна и когда рисовала свои портреты.
— Ты видела такой сон?
— Ты думаешь, что, быть может, видел человека, которого когда-то знал, но который умер. Но ты ничего не помнишь, потому что сон был слишком уж странный. Как цвет, которого ты никогда прежде не видел.
— Какой цвет?
— Ну например… вот.
Джек снова подумал, что в языке ангелов, который он почти открыл, наверняка были все нужные ей слова. Бет взяла один из рисунков и принялась разглядывать те места, где линии пересекались.
— Ты знаешь, что все на свете состоит из этих цветов. Все это смесь красного, зеленого и синего. Или синего, красного, желтого и черного. Но когда один из цветов пропадает, предметы исчезают, очертания теряют форму. Ты понимаешь, что я имею в виду?
Джек очень надеялся, что понимает.
— Старый рекламный щит или коробка, оставленная на солнце. Она становится желтой. Или синей. Мне так кажется.
— Обычно синей. Этот цвет сохраняется очень долго.
— Почему?
— Это как-то связано с составом краски.
Джек почувствовал некоторое облегчение, оттого что они беседовали — говорили на одном языке. Он хотел спросить, что означают цвета, но это было бы слишком резко и могло ее отпугнуть. А чернила заставили его задуматься о подделках, купоросе и чернильных орешках… И вдруг из путаных образов сформировалась четкая мысль: фальсификатор вполне мог сымитировать эффект древних чернил, проводя черным по желтому. Если верить Эшу, именно так была изготовлена «карта Винланда». Английские палачи наверняка использовали этот способ — по крайней мере применительно к некоторым документам, попадавшим в их руки. Их подделки казались весьма убедительными, и это вселяло в Джека надежду.
ГЛАВА 17
Джек приехал в библиотеку еще до открытия. Дни становились короче, солнце низко стояло на небе, озаряя город бледно-желтым светом. Трава была холодная от росы. Джек поймал себя на том, что гораздо чаще, чем обычно, озирается по сторонам — всюду ему мерещатся террористы и мошенники. Библиотека открылась, и он скользнул за дверь.
Эш прав: сжигать книги — варварство, а вот сжигать людей… или варить заживо, или четвертовать, или потрошить… Джек и представить не мог, что это происходило настолько часто и не так уж давно. Он читал о казнях за самые разные преступления — начиная с перевода Библии и заканчивая присвоением чужого имени. Насколько он мог судить, все казни производились рукой некоего мистера Кетча — по всей вероятности, он был чертовски занят. Лишь потом Джек сообразил, что так называли всех английских палачей.
Первый Кетч прославился целой чередой неудачных обезглавливаний — ему приходилось делать четыре-пять ударов, чтобы перерубить шею, так что жертвы, его подопечные, которые платили ему мзду за то, чтобы он все сделал в лучшем виде, приходили в ярость. Что было причиной его неловкости — тупой топор или слабая рука, — осталось неясным, но мистер Кетч выпустил памфлет, в котором отрицал злой умысел или собственную склонность к пьянству, и в результате обессмертил свое имя.
Судебные отчеты сообщали, что вплоть до XVIII века фальшивомонетчиков сжигали заживо. С мошенниками обходились более гуманно — за подделки марок и печатей, расписок и векселей просто вешали. Преступников поставляли все слои общества. Среди них были банкиры и чиновники, изготовители свечей и кондитеры и даже палачи — по крайней мере один, в ноябре 1786 года.
Джек Кетч был приговорен к смерти за то, что незаконным образом изготовил множество подделок — более сотни. Среди них: памфлет под заглавием «Против всех тех, кто дерзает посягать на независимость палаты общин, а также на права, собственность и свободу граждан в целом»; рукопись Джона Эсгилла «Основанное на учении о жизни вечной, о чем речь в Писаниях, доказательство того, что человек может быть живым перенесен в мир иной»; петиция «Ходатайство о дозволении охоты в воскресенье».
По названиям и описаниям Джек узнал почти все подделки. Споры о Троице, сомнения в полномочиях короля Чарлза, анонимные переводы Библии — обо всем этом он читал буквально несколько дней назад. Это была гигантская утраченная библиотека, полная ереси, клеветы и подстрекательства; мириады сомнительных документов, обреченных на предание огню. Джек на мгновение задумался, по какому принципу составлялся этот список — документы, казалось, никак между сбой не связаны. Истину ему открыл королевский прокурор.
«Книгопродавец Уильям Бердмор может показать под присягой, что нашел в доме обвиняемого все вышеперечисленные писания; дом был буквально ими набит. Я не предлагаю вам вызвать свидетелей изготовления подделок; я предлагаю вашей светлости обратить внимание на то, что все изученные мной документы, а также любые их копии Высоким судом либо парламентом были обречены на сожжение рукой городского палача; отсюда мы делаем вывод, что все находящееся в доме обвиняемого есть не то, чем кажется, и, таким образом, должно быть признано подделкой».
Бердмор подробно описал содержимое шкафов и кладовок в доме Кетча и заявил, что документы, хранящиеся в этом доме, «отменны и верны», но согласился с тем, что они, возможно, подделаны. Джек почувствовал, как почва уходит у него из-под ног. Он знал, насколько живучи книги, и желание найти гластонберийский документ и ключ к манускрипту казалось ему достаточно сильным, чтобы подчинить себе ход истории. И потому он куда меньше Высокого суда был удивлен словами Кетча.
«Обвиняемый. Ваша светлость, подделки действительно были, но я их не изготавливал и ими не обладал. Все бумаги, которые вы обрекли на сожжение, были подделаны, но на костре сгорели копии, а подлинные документы уцелели.
Судья. Что вы имеете в виду? Кто их подделал? Кто хранил?
Обвиняемый. Прочие, ваша светлость. Прочие палачи.
Судья. Что?
Обвиняемый. Когда документ приказывают сжечь, то палач, ваша светлость, снимает с него копию и сжигает ее взамен подлинника, а самый подлинник хранит и передает по наследству. Теперь мы вообще больше не сжигаем документов и просто передаем их один другому, точно так же как передали мне. Но в старые времена палачи изготовляли подделки, они не хотели сжигать бумаги.
Судья. Не хотели их сжигать? Почему?
