— А велика ли дань?
— Ну… ясное дело, отдавай все деньги, сколько есть.
За спиной Кадзэ снова дождем посыпались камушки. Еще один бандит, тяжело дыша, уже вскарабкался по холму и теперь пробирался сквозь деревья к дороге.
— Деньги — и все?
— Да что с тебя еще взять-то?
— Странно. Мне отчего-то кажется, что вы пришли отнять у меня не только деньги, но и жизнь. Тот, кто пытается сейчас зайти мне за спину, трясется так, что я и отсюда слышу, как он зубами стучит. Конечно, из-за простого грабежа столь отважный бандит дрожать бы не стал. Быть может, он так испуган от мысли, что ему предстоит меня убить?
Позади Кадзэ кто-то испуганно ойкнул. Потом невидимый разбойник попятился назад. Отлично.
— Если и придется тебя убить, мы не сробеем! — гордо заявил желтозубый.
— Точно! Не сробеем! Нам и раньше убивать доводилось!
— Вот как? И часто?
Желтозубый колесом выкатил грудь.
— Я вот этими руками троих убил! Тоже были умники поганые вроде тебя. Денег пожалели — жизнь потеряли!
— А я четверых убил! — встрял второй бандит.
— Трое да четверо. Семеро, значит. Ну что ж, семь убитых путников на двоих — несомненно, значительное число. Есть чем гордиться. Матушки ваши оказали этому миру большую услугу, произведя вас на свет. А скольких же убил тот, позади меня?
— Множество людей! Не счесть! — пискнул за спиной у Кадзэ заметно дрожавший, совершенно мальчишеский голос.
— А не молод ли ты, сынок, чтоб успеть убить столь великое множество людей? — полюбопытствовал Кадзэ, не оборачиваясь.
Двое налетчиков впереди откровенно заржали.
— Крепко сказано, самурай! — одобрил желтозубый. — Слышь, щеночек? Вон парень первый раз в жизни тебя увидел — и то понял, что людей убивать тебе еще не доводилось. Опытный убийца — тот давным-давно б уже этого развеселого господина воина насквозь проткнул. Вот так!
Желтозубый стремительно атаковал копьем. Отскочив влево, Кадзэ левой рукой успел перехватить древко направленного вправо копья. Прямо в прыжке развернулся на триста шестьдесят градусов, одновременно правой рукой выхватывая меч из-за пояса. Он еще только завершал разворот, а смертоносное лезвие катаны уже описывало в воздухе идеальный полукруг. Опускаясь, клинок обрушился на бандита с мечом, ринувшегося на помощь приятелю. Вонзился ему в горло и пронзил насквозь. Силой инерции умирающего отнесло вперед.
Кадзэ меж тем отпустил копье и резким ударом снизу вверх вонзил меч в бок первого разбойника. Острый как бритва клинок глубоко вошел в человеческую плоть — точно между ребер. Бандит попятился. Пошатнулся. Изумленно, непонимающе воззрился на рану в боку. Попытался зажать ее рукой. Снова пошатнулся и упал навзничь в дорожную пыль.
Кадзэ молниеносно обернулся и оказался лицом к лицу с совсем молоденьким парнишкой, сжимавшим слишком тяжелое копье в тощих дрожащих руках. Позади Кадзэ слышал шипение воздуха, вырывавшегося из страшной раны в горле первого разбойника, мучительные стоны второго… Оба, считай, уже покойники. Несколько минут жизни им осталось, не больше. Однако все-таки Кадзэ следовало соблюдать известную осторожность — тому, которого он ранил в бок, вполне могло еще хватить сил на последнюю, отчаянную попытку забрать врага с собой в могилу.
Воин невозмутимо посмотрел в глаза дрожащего паренька:
— Ну и?..
Мальчишка выронил оружие и стрелой помчался вниз по склону. Во-первых, вниз — оно всегда бежать сподручней, чем вверх, а во-вторых — и представить себе невозможно, до чего же страх скорости ногам прибавляет. Кадзэ покачал головой, с усмешкой провожая юного разбойника глазами, и снова обернулся к умирающим на дороге. Всего-то несколько секунд и ушло у него на эту схватку…
Сначала самурай склонился над бандитом, раненным в бок. Тот все еще отчаянно пытался прижать пальцами края ужасной раны, остановить кровь, потоком льющуюся на землю. Кадзэ двумя руками поднял меч над головой, дабы оказать поверженному противнику услугу чести — помочь ему умереть быстро.
— Желаешь, чтоб я сделал это? — спросил он.
Разбойник с ужасом уставился на меч. Яростно затряс головой — не надо, пожалуйста! Ну, нет так нет. Кадзэ вытер окровавленный меч об одежду умирающего и вновь вложил его в ножны. А потом — сколь мог осторожнее — оттащил бандита на обочину и прислонил спиной к дереву, в тени ветвей, защищавших его от палящего солнца.
Подошел было затем ко второму, с раной в горле, — но тут помощь оказывать не понадобилось, разбойник уже был мертв. Да и тот, кого он в бок ранил, уже не дышал, когда Кадзэ к нему воротился. Глядя на убитого бандита, самурай размышлял — интересно, отчего это большинство людей так держатся за свою жизнь, что готовы претерпевать муки и страдания, лишь бы еще хоть на несколько мгновений продлить свое пребывание в нашей печальной земной юдоли? Никогда он этого понять не мог. А уж если принять во внимание, что всякий из людей после смерти вскоре возрождается и живет в следующей реинкарнации, то и вовсе нелепо получается! Кадзэ тяжело вздохнул. Боги великие, как же он мечтал освободиться наконец от висевшего над ним тяжкого долга, жить спокойно, умереть спокойно… но, верно, не судьба. По рукам и ногам связал его закон самурайской чести.
Перед самой смертью госпожа отдала ему последний приказ — найти ее дочь. И посейчас больно вспоминать о ночи, когда она скончалась, и втрое больнее — о том, что случилось с ней незадолго до этого. Ничего не осталось в госпоже от спокойной красавицы, какой он знавал ее все былые годы. Некогда прекрасное тело жестоко искалечили и изуродовали пытки, коим подвергли ее враги, позабывшие в злобе и жестокости о чести и благородстве. Измученное лицо осунулось и потемнело от боли. Что бы ни отдал в тот миг Кадзэ, чтобы отыскать для нее хоть жалкое подобие теплого сухого укрытия! Но где его было взять? И лежала госпожа его под дождем, едва прикрытая кое-как сплетенным им навесом из веток. Он спас ее от людей Токугава, а после едва сумел уйти от погони воинов клана, герб коего всегда напоминал ему паука: на черном фоне — восемь склоненных белых стеблей бамбука, окружающих белый же бриллиант в центре.
Память услужливо подсказывала — в ту страшную грозовую ночь он нес свою госпожу на руках — все дальше и дальше в горы. Сердце не на месте было — понимал он: нельзя останавливаться, надо уходить, погоня на пятки наступает. Но госпожа его так нуждалась в отдыхе! Пришлось рискнуть — остановиться, потратить время, чтоб сплести для нее этот навес — слабую, да хоть какую защиту от хлещущего ливня. Костер разжигать Кадзэ не решился и обдумывал уже, не послать ли куда подальше вежливость и учтивость и не попросить ли у госпожи милостивого разрешения лечь с нею рядом и согреть ее теплом собственного тела, но вдруг она заговорила:
— Я не знаю как, но если она все-таки жива, найдите ее. Любой ценой найдите. Таково мое последнее желание и последний приказ, который я отдаю вам…
