Аристотель уже уехал, но остался его племянник Каллисфен, чтобы привести в порядок коллекцию и позаботиться об издании трудов, которые философ недвусмысленно посвятил своему царственному ученику. Это были размышления о монархии и колонизации, где философ теоретизировал насчет распространения в мире модели греческих городов-государств, единственно правильного средства обеспечения свободы, кузницы духовной и материальной цивилизованности.
Александр провел там несколько дней, чтобы отдохнуть и поразмышлять за трапезами с Каллисфеном, юношей чрезвычайно образованным и глубоко осведомленным о политической ситуации в греческих городах.
Страсть к истории заставила его обзавестись не только классическими трудами Гекатея Милетского, Геродота и Фукидида, но также и книгами западных философов вроде сиракузца Филиста, который рассказывал о превратностях судеб греческих городов в Сицилии и Италии, стране, где зарождались новые силы вроде города Рима, основанного троянским героем Энеем; в этом городе побывал сам Геракл на обратном пути из далекой Иберии.
После ужина они сидели на воздухе в портике и говорили допоздна.
— Когда твой отец сражался со скифами, священный совет Дельф объявил новую священную войну против жителей Амфиссы.
— Знаю, — ответил царевич. — Однако ни одна из сторон не добилась преимущества. За Амфиссой стоят фиванцы, но они не хотят действовать открыто, чтобы не попасть под молнии священного совета, и ситуация снова сложилась критическая, особенно в свете того, что надумали Афины. Совет уже прислал нам официальное приглашение вмешаться, и не думаю, что отец заставит повторять просьбу дважды.
Каллисфен налил обоим немного вина.
— В совете председательствуют фессалийцы, ваши друзья… Я довольно хорошо знаю твоего отца и не удивлюсь, если выяснится, что это он организовал весь этот маневр.
Александр посмотрел на него, рассеянно прихлебывая вино из своего кубка.
— Не кажется ли тебе, Каллисфен, что у тебя длинные уши, а?
Тот отодвинул от себя кубок.
— Я историк, Александр, и, думаю, хороший ученик моего дяди, как и ты. Не удивляйся, если я упражняюсь в логических построениях вместо того, чтобы слушать сплетни из вторых или третьих рук. А теперь позволь мне угадать: твой отец прекрасно знает, что общественное мнение в Афинах не благоволит фиванцам, но он также знает, что Демосфен прилагает все усилия к тому, чтобы афиняне изменили свое мнение и поддержали Фивы — и, следовательно, Амфиссу — против священного совета, то есть против Филиппа. Демосфен, со своей стороны, знает, что, только объединив афинские силы с фиванскими, можно надеяться избежать решительного укрепления македонской гегемонии над Грецией, и потому делает все возможное и невозможное, чтобы заключить пакт с фиванцами, даже ценой конфронтации с самым высоким греческим религиозным советом и оракулом бога Аполлона.
— А каковы, по-твоему, будут действия фиванцев? — спросил Александр. Ему было любопытно, как его собеседник оценивает происходящее.
— Это зависит от двух факторов: как поступят афиняне и что будет делать македонское войско в Центральной Греции. Твой отец старается всеми силами оказать давление на фиванцев, чтобы воспрепятствовать их союзу с Афинами. Он прекрасно знает, что в этом случае столкнется с самыми мощными наземными войсками и самым мощным флотом во всей Греции. А они могут оказаться не по зубам даже царю македонян.
Александр помолчал, словно прислушиваясь к звукам ночи, доносящимся из близлежащей рощи, и Каллисфен налил ему еще вина.
— Чем займешься, когда закончишь свою работу здесь, в Миезе? — спросил царевич, лишь чуть пригубив вино.
— Наверное, отправлюсь к моему дяде в Стагир, но мне бы очень хотелось понаблюдать за войной вблизи.
— Ты можешь поехать со мной, если отец попросит меня присоединиться к нему.
— Я был бы счастлив, — ответил Каллисфен, и было видно, что он ожидал подобного приглашения, удовлетворявшего одновременно и его амбиции, и амбиции Александра.
— Тогда приезжай в Пеллу.
Каллисфен с энтузиазмом принял приглашение. Они расстались глубокой ночью, после долгих философских споров. На следующий день юноша вручил гостю два обещанных труда Аристотеля, каждый с приложенным письмом самого философа.
* * *
Александр вернулся во дворец через три дня, к вечеру, чтобы успеть принять участие в военном совете. Там собрались Антипатр, Парменион и Клит Черный, а также командиры основных частей фаланги и конницы. Александр присутствовал в качестве начальника «Острия».
На стене в глубине зала была изображена карта всей Греции, которую Филипп несколько лет назад велел начертить одному географу из Смирны. С помощью этой карты царь объяснил, как намеревается действовать.
— Я не хочу сразу атаковать Амфиссу, — заявил он. — Центральная Греция — территория опасная, труднопроходимая, где легко оказаться запертым в узких лощинах, потерять свободу маневра и стать уязвимым для противника. Поэтому, прежде всего мы должны наложить руку на ключевые точки этого района — Кифинион и Элатею. Подробности рассмотрим потом. Наши войска уже на марше и приближаются к Фессалии; я и Парменион вскоре присоединимся к ним, поэтому завтра же мы отбываем. Антипатр остается командовать частями, остающимися в Македонии.
Александр с волнением ждал, что царь сообщит, какую задачу в военных операциях он приберег для сына, но его постигло разочарование.
— Оставляю моему сыну печать Аргеадов, чтобы он представлял меня в мое отсутствие.
Юноша хотел встать, но царь метнул на него гневный взгляд. В этот момент вошел Евмен с печатью и вручил ее Александру, который нехотя надел ее себе на палец со словами:
— Я благодарен царю за оказанную честь и постараюсь соответствовать ей.
Филипп обратился к своему секретарю:
— Прочти командирам письмо, которое я послал новому царю персов. Хочу, чтобы каждый знал, что скоро может быть переброшен в Азию для подготовки экспедиции.
Евмен торжественным тоном и чистым голосом прочел.
— Если ответ будет таким, как я думаю, — продолжал царь, — Парменион сможет пройти через Проливы и обеспечить контроль над восточным берегом, предваряя наше вторжение в Азию, а мы тем временем раз и навсегда покажем грекам, что возможен лишь один всеэллинский союз — под моим руководством. Это все, что я хотел вам сообщить. Можете возвращаться к своим делам.
Александр подождал, пока все разойдутся, чтобы поговорить с отцом с глазу на глаз.
— Почему ты оставляешь меня в Пелле? Я должен командовать «Острием» в сражении, а не на параде. И Антипатр, без сомнения, прекрасно справится с местными делами в твое отсутствие.
— Я долго размышлял, прежде чем принять это решение, и не собираюсь его отменять. Управление страной — задача более сложная и, возможно, более важная, чем война. У нас много врагов, Александр, это не только Афины и Фивы, враги есть еще в Пелле и в остальной Македонии, не говоря о Персии. Пока я буду сражаться вдали от дома, мне нужно иметь спокойный тыл. Я полагаюсь на тебя.
