– Я тоже так думаю, - прервал ее Арагорн. - Оставайся здесь.
Тебе нечего делать на юге.
– Как и твоим спутникам, - сказала она. - Они идут только
потому, что не хотят расставаться с тобой, потому что тоже любят тебя! - С
этими словами Йовин повернулась и исчезла в темноте.
На рассвете, еще до восхода солнца, Серый Отряд был готов
выступить. Арагорн уже вдел ногу в стремя, но в этот момент к ним подошла
Йовин. На ней была одежда Всадника, на поясе - меч, в руках - кубок. По обычаю,
она отпила глоток, желая им удачи в пути, и передала кубок Арагорну. Он тоже
отпил и пожелал счастья ей и ее народу.
Леголас и Гимли, знавшие Йовин гордой и холодной наместницей
Короля, с удивлением увидели слезы на ее прекрасном лице. Она смотрела только
на Арагорна.
– Ты не выполнишь мою просьбу? Не возьмешь меня с собой?
– Нет, - покачал головой Следопыт. - Без согласия Правителя
и твоего брата - нет. Они придут только завтра, а мне дорог каждый час. Прощай,
Йовин!
Тогда неожиданно она упала на колени.
– Прошу тебя!
– Нет, - еще раз ответил он, бережно поднимая ее и целуя ей
руку. Потом он вскочил в седло и не оглядывался больше. Те, кто знал его
близко, видели, как тяжело у него на сердце.
Отряд скрылся. Йовин долго стояла неподвижно, глядя ему
вслед, а потом, нетвердо ступая, вернулась в свой шатер. В лагере никто не
видел этого прощания, все еще спали, а когда проснулись и узнали, что пришельцы
уехали, с облегчением говорили друг другу:
– Вот и хорошо! Ни эльфов, ни их родичей нам не надо. И без
того времена смутные.
Отряд скакал в серых сумерках, потому что солнце скрывалось
за гребнями Обжитой Горы, вздымавшейся впереди. Первые волны страха захлестнули
их уже в тени древних скал, на подходах к Димхольту. Там, где уступы поросли
деревьями с густой черной хвоей, перед ними открылась расселина; вход в нее
запирал могучий одинокий утес, вздымавшийся, словно перст судьбы.
– Кровь стынет в жилах, - пробормотал Гимли. В полной тишине
голос его прозвучал мертво, как шорох хвои, покрывавшей здесь всю землю. Кони
упирались и храпели. Пришлось спешиться и вести их в поводу мимо мрачного
утеса. Миновав его, они оказались в узкой долине, противоположный край которой
перегораживала отвесная скальная стена. Посреди нее, словно разверстая пасть,
зияла Темная Дверь. Широкую арку венчали смутно видимые, глубоко высеченные в
скале знаки. От них на путников волнами накатывал ужас. Отряд остановился, с
трепетом взирая на страшную преграду. Один только эльф был спокоен. Призрачный
мир людских страхов не пугал его.
– Это дверь зла, - промолвил Хальбарад. - Я чую за ней свою
смерть. И все-таки я войду. Но лошади не пойдут, я в этом уверен.
– Мы войдем все, и лошади пойдут с нами, - твердо произнес
Арагорн. - Если мы преодолеем тьму за этими воротами, нам еще скакать и
скакать. Каждый потерянный час приближает победу врага. За мной!
Он двинулся вперед, и такова была в этот час его сила, что и
дунаданы и их кони последовали за ним. Только Эрод, конь из Рохана, отказывался
идти и стоял, дрожа от невыносимого ужаса. Тогда Леголас закрыл ему глаза
руками и спел на ухо несколько слов, мягко и мелодично прозвучавших в мрачной
тишине. Конь перестал дрожать и медленно пошел вперед.
Позади остался только Гимли. Колени гнома мелко тряслись и
ноги не шли.
– Неслыханно! - воскликнул он в гневе на себя. - Когда это
было, чтобы эльф шел в подземелье, а гном не осмеливался! - С этими словами он
бросился вперед, как в омут.
С первым шагом на Гимли, сына Глоина, бестрепетно бродившего
во многих глубинах мира, обрушилась, словно обвал, кромешная пещерная тьма.
Арагорн с зажженным факелом шагал впереди; последним, тоже с
факелом в руке, шел Элладан. Гимли отстал и теперь старался нагнать отряд. Он
видел перед собой только тусклый свет факелов, а когда путники останавливались,
со всех сторон наползал невнятный беспрерывный гул, как будто странные
нездешние голоса нашептывали слова, звуки которых не походили ни на один
известный гному язык.
Никто не спешил нападать на них, ничто не преграждало путь,
однако страх гнома все возрастал. Он отчетливо понимал, что обратного пути нет.
Он чувствовал, как позади, на дороге, возникают незримые толпы, следующие за ними
во тьме.
Гном не знал, сколько времени прошло, прежде чем однообразие
пути было нарушено. Широкая дорога вдруг еще больше расширилась, стены
отступили, но на Гимли навалился такой ужас, что он с трудом переставлял ноги.
В это время в свете факела Арагорна слева что-то тускло блеснуло. Арагорн
остановился, а потом решительно свернул с дороги.
– И как это он не боится? - пробормотал гном. - Будь это
любая другая пещера, Гимли первым бы посмотрел, что это там за штука с таким
золотым блеском. Но только не здесь! Пусть себе лежит, где лежит, что бы оно
там ни было!
Тем не менее он подошел и увидел, что Арагорн стоит на
коленях, а рядом Элладан держит оба факела. Перед ними лежали останки могучего
человека. Его кольчуга и доспехи были в полной сохранности: воздух подземелья
был сух, а металл вооружения вызолочен. Кольчугу охватывал золотой, отделанный
гранатами пояс, богатый шлем прикрывал голову фигуры, лежащей лицом вниз. Гимли
огляделся и увидел, что воин упал возле стены пещеры; прямо перед ним была
запертая каменная дверь. Тут же лежал сломанный меч. Клинок был весь в
зазубринах, словно им в отчаянии рубили скалу.
Арагорн долго смотрел на останки, словно силился по ним
прочесть драму, разыгравшуюся здесь когда-то. Потом он встал. Те, кто стоял
рядом, услышали, как он непонятно молвил про себя:
– Никогда до конца времен не придут сюда цветы симбелина.
Девять и семь курганов покрылись ныне зеленой травой, а он все эти долгие годы
лежит у запертой двери. Куда ведет она? К чему он стремился? Никто никогда не
узнает. - Арагорн тряхнул головой, повернулся к шепчущей позади тишине и
крикнул: - Я не затем пришел сюда! Храните и дальше ваши сокровища, упрятанные
в Ненавистные Годы! Мне нужна только быстрота. Освободите путь и следуйте за
мной! Я созываю вас к Камню Эреха!
