– Значит, я прав, - произнес он. - Вот каким путем воля
Саурона проникла в Город, и вот почему я должен был задержаться здесь. А теперь
придется задержаться еще, потому что скоро не только Фарамиру понадобится моя
забота. Я иду встречать воинов. Я видел сражение, и сердце мое скорбит, но не
было бы худшей беды. Идем со мной, Пиппин! А ты, Берегонд, возвращайся в
Цитадель и доложи обо всем Начальнику Стражи. Боюсь, Стражем тебе уже не быть,
но передай ему мой совет: пусть направит тебя в госпиталь. Ты спас Фарамира от
огня, служи ему и дальше. Охраняй его и будь при нем, когда он очнется, если
только очнется когда-нибудь, - вздохнул маг. - Ступай! Я скоро вернусь.
С этими словами он повернулся и вместе с Пиппином отправился
в нижние ярусы Города. Пока они шли, ветер принес тучу с дождем, огни погасли,
и от пожарищ поднялся густой дым.
Глава 8
В госпитале
Когда печальная процессия входила в разрушенные Ворота
Города, Мерри от слез и усталости ничего не видел вокруг. Воздух был наполнен
дымом и чадом: много осадных машин было сожжено и сброшено в огненные ямы,
повсюду валялись трупы орков, троллей и южных чудовищ. Дождь перестал, сквозь
тучи проглянуло солнце, но Нижний Город тонул в едком дыму.
Люди уже трудились, убирая обломки. Появились носилки. На
одни бережно уложили Йовин, на других, под тяжелым золотым покрывалом,
покоилось тело Короля. Рядом шагали рохирримы с факелами. Бледное при солнечном
свете пламя билось и трепетало на ветру.
Так вошли в Город Теоден и Йовин.
Все встречные склоняли головы в скорбном поклоне. Шествие
медленно поднималось по каменным улицам. Мерри казалось, что этому пути, как в
кошмарном сне, не будет конца.
Постепенно огни факелов то ли исчезали, то ли гасли, стало
темно, и он вдруг подумал: «Мы идем к могиле и, наверное, останемся там
навсегда». Но тут сквозь бред до него дошел живой голос:
– А, Мерри! Ну, наконец-то я нашел тебя!
Он с трудом огляделся, и туман перед глазами немного
рассеялся. Справа в узком переулке стоял Пиппин. Вокруг больше никого не было.
Мерри протер глаза.
– Где Король? - спросил он. - Где Йовин? - Но тут же
пошатнулся, сел на камень и заплакал.
– Они уже в Цитадели, - с тревогой ответил Пиппин. - Ты,
верно, заснул на ходу и свернул не туда, куда нужно. Когда мы увидели, что тебя
нет, Гэндальф сразу послал меня за тобой. Бедняжка Мерри! Но до чего же я рад,
что снова вижу тебя! Ты, конечно, устал, а я мучаю тебя разговорами. Скажи
только: ты не ранен?
– Нет, - ответил Мерри, - то есть мне кажется, что нет. Но
правая рука у меня не действует, отнялась, когда я ударил его. А мой меч
сгорел, как деревянный.
Пиппин решил, что он бредит, и еще больше встревожился.
– Идем, идём-ка со мной. Я бы понес тебя, да не сдюжу. Что
же это они оставили тебя? Но ты уж извини их. Знаешь, в Городе было так
страшно, такое творилось, что не мудрено было потерять одного бедного хоббита,
идущего с поля боя.
– Это не так уж плохо, когда тебя не замечают, - отозвался
Мерри, едва ворочая языком. - Вот недавно меня тоже не заметили и… Нет, не могу
говорить об этом. Помоги мне, Пиппин! Опять темно и холодно…
– Обопрись на меня, друг Мерри. Идем. Давай-ка, раз, два.
Здесь недалеко.
– Ты ведешь меня, чтобы похоронить? - покорно спросил Мерри.
– Да что ты! Нет, конечно! - ужаснувшись, воскликнул Пиппин.
Сердце у него сжалось от страха и жалости. - Нет, мы с тобою идем в госпиталь.
Они вышли из переулка на главную улицу, ведущую к Цитадели,
и теперь медленно поднимались по ней. Мерри шатался и бормотал что-то в бреду.
«Так мне никогда не довести его, - подумал Пиппин. - И
помочь некому! Не могу же я бросить его здесь!» Но тут их догнал какой-то
мальчик, и Пиппин очень обрадовался, узнав Бергиля, сына Берегонда.
– Бергиль, - воскликнул он. - Рад видеть тебя живым! Куда
ты?
– Бегу с поручением от целителей, - ответил Бергиль. -
Прости, но мне некогда!
– Беги, беги, только передай, что тут со мной раненый
полурослик и что он не может сам идти. Скажи о нем Гэндальфу, он обрадуется.
Бергиль убежал. «Подожду здесь», - подумал Пиппин. Он
осторожно уложил Мерри на землю, сел и взял голову друга к себе на колени.
Правая рука Мерри была холодна как лед.
Через несколько минут их нашел Гэндальф. Он склонился к
Мерри, погладил его по лбу и бережно поднял на руки.
– Его нужно было бы внести в Город с почестями, - сказал он.
- Этот малыш полностью оправдал мои надежды. Не уступи тогда Элронд и не
отпусти он вас с отрядом, этот день мог бы стать куда печальнее. - Он вздохнул.
- Идем, у меня еще много дел, а исход битвы до сих пор не решен.
Так Фарамир, Йовин и Мериадок оказались в госпитале. Уход за
ними был очень хорошим. Хотя немало знаний со времен расцвета Гондора было
потеряно, все же здешние целители хорошо справлялись со многими ранами и
болезнями, которым были подвержены смертные к востоку от Моря. Только от
старости они не знали средства. Люди в Гондоре жили ненамного дольше остальных,
и мало кому удавалось миновать столетний рубеж, сохранив силы. Но сейчас ни
искусство целителей, ни их знания не помогали, ибо людей поражала болезнь, от
которой не было исцеления. Ее называли порождением мрака, потому что причиной
этой болезни были назгулы. Те, кого она поражала, впадали во все более глубокий
сон, их сковывало молчание и смертный холод, и они умирали. Целители сразу
поняли, что полурослика и воительницу из Рохана тяжело поразила именно эта
болезнь. Сначала они еще пытались разговаривать, что-то шептали сквозь сон, и
целители прислушивались к их словам, надеясь отыскать в них ключ к болезни. Но
больные все дальше уходили во тьму беспамятства, и когда солнце начало
клониться к закату, лица Мерри и Йовин стали землистого цвета. Фарамира же,
напротив, снедал лихорадочный жар, и его ничем нельзя было унять.
Гэндальф озабоченно переходил от одного к другому, а
целители рассказывали ему все, что слышали. День уходил, великая битва
продолжалась с переменным успехом, а маг все выжидал и не мог покинуть больных.
Когда в небе разлились краски заката, стоявшим рядом показалось, что лица
больных порозовели. Можно было подумать, что болезнь отпускает, но это была
обманчивая надежда.
Тогда Иорет, старшая из служительниц госпиталя, со слезами
посмотрела на Фарамира и сказала:
