И тут воины выступили вперед. Фарамир открыл ларец и достал
оттуда Венец Королей Гондора. Видом он был похож на шлемы стражей Цитадели, но
выше, и он был весь белый, а серебряные и жемчужные крылья по обе стороны
походили на крылья морской птицы - древний символ Королей, Пришедших из-за
Моря. В его обруче сверкали семь алмазов, а на вершине - один камень, горевший
словно пламя.
Арагорн взял Венец, высоко его поднял и внятно произнес:
– Эт Эарелло Эндоренна утулиен. Синоме маруван ар Хилдиниар
тенн Амбар-метта!
Это были те самые слова, с которыми Элендил пришел из-за
Моря на крыльях ветра: «Из Великого Моря пришел я в Среднеземье. Здесь буду
жить я и мои наследники до скончания мира».
Но, к изумлению собравшихся, Арагорн не стал надевать Венец,
а вернул его Фарамиру со словами:
– Трудами и отвагой многих пришел я к этой минуте. Я прошу
Хранителя взять Венец и отдать Митрандиру. Пусть самый мудрый из нас, кому по
праву принадлежит честь победы над Врагом, решит, как поступить с этим символом
власти.
Фродо, невольно затрепетав, принял Венец из рук Фарамира и
подал Гэндальфу, а потом Арагорн преклонил колено, и Гэндальф увенчал его со
словами:
– Настали дни Короля, да будут они благословенны, пока стоят
троны Валаров!
Общий вздох пронесся по толпе. Арагорн встал. Собравшиеся
глядели на него в молчании, ибо им показалось, что сейчас они видят его
впервые. Он был высок ростом, как древние вожди, - выше всех окружающих, и
одновременно казался и древним и юным, мудрым, светлым и могущественным.
Фарамир вскричал:
– Вот подлинный Король!
Снова запели трубы. Король Элессар подошел к Воротам, и
Хранитель Ключей с поклоном пропустил его. Новый правитель под звуки арф, виол
и флейт, под звонкоголосое пение шел по усыпанным цветами улицам к Цитадели, и,
когда он вступил на порог, на самой верхней башне было поднято знамя с Древом и
Звездами.
Так началось правление Элессара, о котором сложено множество
легенд и песен. При нем Город расцвел, как никогда. Улицы украсились деревьями
и фонтанами, Ворота из мифрила тускло сверкали, тротуары замостили белым
мрамором. В Городе работали гномы, часто наведывались эльфы. Все были здоровы и
в достатке, в домах зазвенел детский смех, и не было больше ни слепых окон, ни
пустых подворий. А когда эта Эпоха миновала и началась следующая, то и в ней
сохранилась память о славе и блеске минувших дней.
Во дни, последовавшие за коронацией, Король сидел на троне в
Зале Королей и вершил дела страны. От многих народов прибыли послы - с Востока
и с Юга, от границ Сумеречья и из Дунгарского края на западе. Король простил
покорившихся вастаков и отпустил их с миром, он заключил мир с народом Харада;
он освободил рабов Мордора и отдал им все земли вокруг озера Нурнон. Тогда же
предстали перед ним многие, доблестью своей заслужившие хвалу и награду, а
последним начальник Стражи привел на суд Берегонда.
И Король сказал:
– Берегонд, твой меч запятнал кровью древнее Святилище. Ты
покинул пост без разрешения Правителя или начальника Стражи. В древности за эти
поступки расплатой была смерть. Сейчас я решаю твою судьбу.
Ты искупил вину доблестью в битве, искупил с лихвой, потому
что вела тебя любовь к Правителю Фарамиру. Но Стражем тебе не быть и в Минас
Тирите не жить больше…
Кровь отхлынула от лица Берегонда. Пораженный до глубины
души, он низко опустил голову, а Король меж тем продолжал:
– … потому что ты входишь отныне в состав Белого Отряда,
личной гвардии Фарамира. Князя Итилиена, Ты назначаешься начальником Стражи и
будешь жить на Эмин Арнен в чести и мире, служа тому, ради кого рисковал всем.
Берегонд, снова потрясенный, но теперь уже великодушием и
справедливостью Короля, опустившись на колени, поцеловал ему руку и ушел
радостный. Арагорн даровал Фарамиру во владение Итилиен и просил стать защитой
Городу.
– Ибо, - сказал он, - Минас Итиль в Моргульской долине
должен быть разрушен до основания. Когда-нибудь очистится и этот край, но еще
долгие годы ни один человек не сможет жить там.
Последним из всех Арагорн призвал Йомера, обнял его и
сказал:
– Нам ли говорить о дарах и наградах, ведь мы братья отныне.
В счастливый час пришел Йорл с Севера, и не было среди народов более
благословенного союза. Ни один из наших народов ни разу не подвел другого.
Теоден Прославленный покоится в усыпальнице в нашем святилище. Оставишь ли ты
его в покое, или решишь перенести тело в Рохан, к его народу?
И Йомер ответил:
– С того дня, как ты вырос передо мной из зеленой травы, я
люблю тебя, и любовь эта не кончится никогда. Но сейчас я должен вернуться к
себе, страна моя нуждается в присмотре и уходе. Что же до павшего короля - мы
вернемся за ним, когда все будет готово. Пока же пусть покоится здесь.
И Йовин сказала Фарамиру:
– Отпусти и меня с братом, мой повелитель. Я хочу еще раз
повидать свою страну и помочь в трудах Йомеру. Но когда тот, кто был мне вместо
отца, обретет вечный покой, я вернусь.
Так шли дни. В восьмой день мая Всадники Рохана собрались и
уехали, вместе с ними ушли и сыновья Элронда. Вдоль всей дороги от самых
городских Ворот до Пеленнорских стен стояли люди, воздавая им почести и
провозглашая хвалу. Потом отправились по домам и те, кто пришел издалека. А в
Городе трудолюбивые руки строили, возрождали, убирали следы войны и стирали
память о Тьме.
Хоббиты вместе с Леголасом и Гимли все еще гостили в Минас
Тирите. Арагорн не хотел, чтобы Братство Кольца распалось так сразу.
– Конечно, когда-нибудь все кончается, - говорил он, - но я
просил бы вас задержаться здесь еще ненадолго. Не настал еще конец событиям, в
которых все вы приняли участие. Близится день, которого я ждал долгие годы, и
встретить его мне хотелось бы в окружении друзей.
Однако, он так и не сказал, чего именно надо ожидать.
Все это время члены Братства Кольца жили вместе с Гэндальфом
в прекрасном доме и бродили, где вздумается. Однажды Фродо спросил Гэндальфа:
– Как ты думаешь, какого именно дня ждет Арагорн? Нам здесь
хорошо, и уходить не хочется, но дни бегут, а там Бильбо ждет, и потом, дом-то
мой - в Шире.
– Что до Бильбо, - степенно произнес Гэндальф, - он ждет
того же дня, и знает, что тебя держит здесь. Конечно, дни бегут, но сейчас
только май, лето еще не наступило, и, хоть многое переменилось, будто целая
Эпоха ушла в прошлое, для листьев и травы не прошло и года с тех пор, как ты
ушел из дома.
