— По какому обвинению? — резко спросил Корбетт.
Лицо у приора стало каким-то совсем испуганным, он нервно сглотнул и наконец ответил:
— В измене и убийстве! — потом добавил: — Ах, Хью, я не сомневаюсь в вашей невиновности, но вы должны ехать и очистить себя от обвинений.
Корбетт кивнул, слишком растерянный и усталый, чтобы вдаваться в подробности. Это, скорее всего, ошибка, подумал он, а потом вспомнил, что он — скромный английский чиновник в чужой стране. Он припомнил Лаунмаркет, черные, мрачные виселицы и преступников, вздернутых на них, и изо всех сил постарался утишить дрожь. На хорошем беглом английском, однако с резким шотландским акцентом, Селькирк велел ему сесть на лошадь. Когда Корбетт сел в седло, тот накрепко привязал его руки к луке, пропустив веревку под животом лошади, так же связал и лодыжки. Появились еще люди, человек шесть; вывели и оседлали своих лошадей. Корбетт только и мог, что крикнуть Ранульфу, чтобы тот оставался в монастыре и ничего не предпринимал, а потом Селькирк пустил его лошадь легким галопом прочь из аббатства.
XII
Поездка была недолгой, но весьма тяжкой. Селькирк провел их через город, вверх по крутой скале и по деревянному подъемному мосту в Эдинбургский замок. Корбетта, у которого ныло все тело, который промок и которого мутило от этой скачки, стащили с лошади и повели к боковой стене главной башни. Он пытался протестовать, но Селькирк молча ударил его по губам и, приоткрыв обитую железом дверь, втолкнул внутрь. Корбетт оскальзывался и спотыкался, а его толкали по узким крутым ступенькам вниз, под башню. Было темно и сыро, стены блестели от струек зеленоватой воды. На дне ждал тюремщик в грязной кожаной куртке, штанах и сапогах. Он привычным ко всему взглядом поздравил Корбетта с прибытием и отобрал у него плащ, пояс и кинжал. После чего довольно грубо потребовал у Селькирка показать приказ об аресте, а тот, помахав куском пергамента, велел ему поторапливаться. Тюремщик вздохнул и, сняв ключ с кольца, висевшего на его толстом брюхе, двинулся вразвалку по узкому, тускло освещенному коридору мимо нескольких камер. Он остановился у одной из них, отпер ее и жестом пригласил Корбетта войти. Селькирк втолкнул Корбетта в камеру и усадил на корточки на каменный выступ, потом развязал ему руки, но лишь затем, чтобы надеть на него кандалы, прикрепленные цепью к стене, — цепь позволяла Корбетту двигаться, но кандалы быстро стали натирать запястья и лодыжки. Селькирк встал, посмотрел на Корбетта и похлопал по голове.
— Ну вот, господин английский чиновник, попытайтесь теперь погулять по Шотландии!
Он насмешливо поклонился, хохотнул и вышел. Тюремщик вышел следом и запер за собой дверь.
Корбетт сидел, устремив взгляд на сырые стены: камера была узкая и зловонная, зарешеченное окошко под потолком пропускало немного воздуха и света. В дальнем углу валялась охапка мокрой соломы, которая, судя по всему, должна будет служить ему постелью. Корбетт встал, но обнаружил, что цепь не позволяет ему дотянуться даже до соломы, и тогда он рухнул на выступ и задал себе вопрос — сколько времени его будут здесь держать? Его обвиняют в измене и убийстве, но в чем состоит его измена и кого он якобы убил? За решеткой вверху стемнело, и Корбетта стала бить дрожь — на нем по-прежнему была промокшая в дороге одежда, он озяб да к тому же и проголодался. Через несколько часов тюремщик явился с чашкой солоноватой воды, миской плохо сваренного мяса и жестким хлебом. Корбетт с жадностью набросился на еду, а тюремщик равнодушно смотрел на него, но когда Корбетт попытался задать ему вопрос, ударил его по губам, схватил миску и вышел вразвалку из камеры. Корбетт попробовал уснуть, но не смог, и сидел, дрожа, пытаясь привести в порядок мысли, однако безуспешно — он никак не мог успокоиться. Послышалось царапанье под дверью камеры, две маленькие черные тени затмили полоску слабого света, пролезая в щель, и побежали по полу. Появлялись все новые крысы, и Корбетт пинал их ногами, не обращая внимания на то, что острые кандалы впиваются в лодыжки. Крысы наконец сбежали, Корбетт упал на выступ, грудь его тяжело вздымалась, он всхлипывал от негодования и страха, глаза его были устремлены на решетку — в мольбе о наступлении рассвета.
Стало светлее, потом в камеру проникли солнечные лучи. Явился тюремщик, оставил чашу воды. Корбетт выпил ее, сидя на собственных нечистотах, не сводя глаз с решетки, уже вкушая ужас предстоящей ночи. Он успокаивал себя, пытаясь понять, почему его посадили в тюрьму и кто в этом виноват. Он утешался мимолетной мыслью, что, по крайней мере, ему удалось встретиться с сэром Джеймсом Селькирком, человеком, нашедшим тело Александра III, и усмехнулся, решив, что обязательно расспросит его, когда представится такая возможность. Корбетт сосредоточился на тайне, окружающей смерть короля Александра, но видения, которые ему явились в деревне пиктов, не оставляли его. Он заснул ненадолго и был грубо разбужен, когда дверь распахнулась, и вошел Селькирк. Он расстегнул кандалы, поднял Корбетта на ноги и потащил за дверь, по коридору, вверх по ступеням, на чистый воздух. Корбетт повернулся к Селькирку.
— Куда вы меня ведете? — запротестовал он.
— Мы ведем тебя, англичанин, к епископу Уишарту.
Корбетт потряс головой.
— Мне нужен мой плащ, кинжал и пояс, — объявил он.
— Горячая пища и немного вина, — ухмыльнулся Селькирк. — Ты предатель, — сказал он. — Ты узник. Никаких требований!
Корбетт устал, и ему уже было все равно.
— Я — облеченный полномочиями английский посланник, — солгал он. — Я требую вернуть мои вещи и дать еды.
Селькирк кивнул.
— Ладно, — пробормотал он. — Это не имеет особого значения. Пошли.
Он отвел Корбетта на кухню, кухарка принесла ему пива и тарелку с мясом и овощами. Он уже поел, когда вернулся Селькирк и швырнул ему его вещи; Корбетт подобрал их и пошел за Селькирком вверх по ступням и дальше — в маленький, сумрачный покой.
В дальнем конце покоя, в круге света, который отбрасывали факелы в светцах и несколько свечей, сидел маленький, лысеющий человек, облаченный в мантию, — Корбетт узнал Уишарта, епископа Глазго. Когда Корбетт вошел, тот поднял голову.
— Добро пожаловать, мастер Корбетт, — воскликнул он, отбрасывая манускрипт, который до того изучал. — Дайте же табурет нашему гостю, сэр Джеймс!
Корбетт сел, а епископ налил ему чашу подогретого вина с пряностями; Селькирк уселся рядом, развалившись на стуле. Епископ долго прибирал пергаментные свитки, лежащие перед ним, так что Корбетт, устав от этого фарса, встал и налил себе вторую чашу.
— Ваша милость, — резко сказал он, — вы арестовали меня, посадили в тюрьму, и без всяких обвинений. Я чиновник суда Королевской Скамьи королевского двора Англии. Я также облеченный полномочиями посланник лорд-канцлера.
Уишарт улыбнулся.
— Мастер Корбетт, — отозвался он, — даже будь вы братом английского короля, мне это было бы безразлично. По какому праву вы ездите по нашему королевству, расспрашивая шотландцев о смерти их монарха? Кто дал вам такие полномочия?
