В этот момент вошла мадам Малле с двумя горничными, Бертрандой и Марго, а также Мари Готье, служанкой Жюли.
— Мужчины, — сказала она, не слишком церемонясь, — нужно наполнить кувшины водой.
Антуан с Жаком сразу поднялись и пошли к очагу. Надев толстые кожаные перчатки, они сняли два котелка с горячей водой и начали сливать ее в фаянсовые кувшины, поданные Бертрандой и Марго.
Их нужно было шесть: один для Байоля и его сестры, один для Ришпена, два для супругов Фронсак и один для Жюли.
В это время мадам Малле наливала в глиняные кувшины воду из колодца в углу кухни, который заполнялся из цистерны, находившейся в подвале.
Когда все было готово, служанки взяли по два кувшина — с холодной и горячей водой, — а также маленькие терракотовые светильники и поднялись на верхний этаж.
Антуан и Жак в свою очередь сходили к колодцу, чтобы заполнить опустевшие котелки, и снова подвесили их на крюки. На кухне всегда следовало иметь горячую воду. Лишь после этого они доели свой суп и отправились за дровами, которые предстояло разнести по всем этажам.
Кухня частично опустела, но Луи знал, что это ненадолго. Горничные придут, чтобы поесть горячего супа, затем явится Гийом с женой Антуанеттой.
Антуанетта, Жаннета и мадам Малле начнут готовить еду для всех обитателей дома. Немного позже к ним присоединятся мадам Фронсак и Клод Ришпен с целью обсудить, что нужно закупить на рынке. По средам и субботам за провизией ходили на Центральный рынок. Сегодня пойдут сначала на рынок у кладбища Сен-Жан, а потом — на Большой мясной рынок. Один или двое мужчин будут сопровождать женщин, чтобы нести покупки и защищать от уличных воришек.
Затем появятся Жан Байоль и его сестра, а также мсье Фронсак. Наконец придут клерки, как обычно голодные. Перед ними также поставят тарелки с супом и хлебом, а потом они поднимутся наверх и примутся за труды. Они всегда начинали работу с восходом солнца, чтобы сократить расходы на освещение.
Луи ощущал блаженную истому от того, что вновь оказался в этом маленьком мирке, где провел столько лет. В какой-то момент он даже задремал, забыв о Прекрасной Блуднице и проблемах Ломени де Бриена. Ему хотелось, чтобы время остановилось.
Он налил себе и Гофреди вина. В соседнем монастыре кармелиток прозвонили к утренней мессе.
В это мгновение вошел Гийом Бувье вместе с лучником Ла Гутом.
При неожиданном появлении сержанта Гастона Луи понял, что случилось нечто серьезное. Он сразу вскочил с места:
— Что происходит, Ла Гут?
— Вам надо спешить, мсье! Только что Шарля Мансье нашли мертвым.
Луи обошел стол и схватил Ла Гута за плечо.
— Мадам Малле, мы перейдем в смежную комнату. Принесите сержанту миску бульона с хлебом, горячего вина и остатки пулярки. Гофреди, пошли с нами!
Он знал, что лучник живет скудно и всегда голоден.
Вестибюль, через который проходили на кухню, вел в длинную общую залу. Ее использовали домашние слуги или приходившие в дом люди в замызганной грязью одежде, которым мадам Малле не разрешала входить на кухню в таком виде. Там были лишь стол и скамьи. Братья Бувье, когда для них не находилось работы, приходили сюда и, опустошив изрядное количество кувшинчиков с вином, частенько засыпали на скамье.
Именно туда Луи повел Ла Гута и Гофреди. Он не хотел, чтобы кто-нибудь услышал рассказ лучника.
Мадам Малле последовала за ними. Поставив на стол бульон, вино, хлеб и птицу, она вышла из комнаты. Тогда Ла Гут заговорил:
— Вот что привело меня к вам, мсье шевалье. Час назад я собирал в большом вестибюле Шатле лучников, приходивших заступить в караул. Вы знаете, что мсье де Тийи собирался нагрянуть в игорный дом…
— Да.
— Я увидел, как вошла женщина с совершенно растерянным видом. Ее лицо показалось мне смутно знакомым, и я заговорил с ней. Она плакала. Оказалось, она только что обнаружила своего хозяина висящим в петле.
Вот тут я и понял, что видел ее в доме человека, за которым вы велели мне следить. Это была его служанка. Мы сразу поднялись к мсье комиссару, и женщина рассказала, что поднялась рано, между четырьмя и пятью, чтобы развести огонь в очаге. Она спит в мансарде. Спустившись на кухню, главную комнату в доме, она увидела хозяина висящим на балке. Она страшно испугалась и не знала, что делать. Наконец взяла фонарь и побежала в Гран-Шатле. Это не слишком далеко от улицы Жевр.
Мсье те Тийи отменил облаву в игорном доме и сразу отправился туда, где повесился тот человек. Мне он велел предупредить вас и попросить приехать как можно скорее.
— Едем, — просто сказал Луи. — Гофреди, ты отправишься с нами. Скажи Никола, чтобы приготовил карету.
Ла Гут успел выхлебать бульон и покончить с курицей, а хлеб он взял с собой, чтобы съесть по дороге.
Улица Тампль была уже сильно забита, и Никола пришлось направить карету по улице Сен-Мартен через улицу Нёв-Сен-Мерри, которую называли также Сен-Медрик. Невзирая на новые заторы перед Большим мясным рынком, они, в конце концов, добрались до моста Нотр-Дам.
Лавки уже начинали открываться, и карета двигалась очень медленно, поскольку всю проезжую часть занимало стадо овец — их гнали на убой на Большой мясной рынок. Ла Гут, ехавший верхом, указал дом Шарля Мансье. Перед дверью стоял маленький черный экипаж. Такими пользовались комиссары в Шатле.
Гофреди и Луи вышли из кареты. Было условлено, что Никола подождет их на улице Жюиври, в таверне «Сосновая шишка»,
[53]
недалеко от книжной лавки «Под изображением святого Петра». Расположенная напротив приходской церкви Сент-Мадлен таверна, которую некогда посещали Франсуа Вийон и Рабле, примыкала к конюшне — там Никола мог оставить карету.
Дом Шарля Мансье оказался невелик, на каждом этаже имелась только одна комната. Дверь была не заперта, и Ла Гут двинулся внутрь, оставив свою лошадь под присмотром кучера Гастона. Луи последовал за Ла Гутом.
Они вошли в большую кухню, занимавшую весь первый этаж. Два лучника рылись в сундуках и шкафах. Старая женщина рыдала, сидя на табурете.
Но первое, что бросилось в глаза Луи, было тело на крюке, вбитом в одну из балок потолка. Красный распухший язык вывалился изо рта. Голова Мансье была как-то странно вывернута. Он походил на тех толстых серых крыс, которых привешивали к вывеске лавок, торгующих мышеловками.
На полу валялся опрокинутый табурет. Должно быть, Мансье встал на него, чтобы вдеть голову в петлю, а затем оттолкнулся. На других балках висели медные тазы, окорок и даже высушенные цветы. Вместе они составляли удивительный ансамбль.
Луи решил осмотреть труп. Мансье был в кружевной рубашке и камзоле черного бархата с разрезами на рукавах, которые Луи видел на нем в Пале-Рояле. Вонь от испражнений казалась невыносимой.
