Луи склонился над механизмом, словно пытаясь проникнуть в его тайну.
— Но я пришел вовсе не для того, чтобы обсуждать с вами свою машину, — улыбнулся молодой человек. — Когда отец Мерсен предложил мне зайти к вам, я работал, как уже говорил, вместе с отцом Нисроном. Удивленный его просьбой, я не понял, что именно вы ищете, и, признаться, не испытывал особого желания с вами встретиться. Это отец Нисрон настоял. Он сказал, что вы человек необыкновенный, способный сделать невероятное умозаключение на основе столь незначительных фактов, что никто из обычных смертных просто не обратил бы на них внимания. Это стало для меня решающим доводом. Я пришел в некотором роде из любопытства.
— Отец Нисрон просто пошутил, мсье. Но я действительно обладаю даром связывать воедино, сам не знаю как, неявные предпосылки, на основе которых потом делаю очевидные выводы. У меня есть также склонность к логическим построениям.
— Однако вы должны располагать правильными предпосылками, чтобы не совершить ошибку.
— Совершенно верно! Но я как раз умею наблюдать и подбирать факты, которые остаются не замеченными другими людьми. Затем, почти без всякого усилия, я сопоставляю их, что иногда позволяет найти правильное решение.
— К каким же выводам вы пришли, наблюдая за мной? — с любопытством спросил Блез.
Луи ответил не сразу. Он ничего не знал о характере этого молодого человека и опасался обидеть его своей откровенностью. Но все же предпочел рискнуть:
— Войдя, вы посмотрели на аналой и книгу, которая лежит на нем. Позолоченные буквы названия хорошо видны на корешке.
Чтобы освободить побольше места в библиотеке, Ришпен велел перенести часть полок и два аналоя в залу. На одном из аналоев лежало сочинение Антуана Арно «О частом причастии», которое только что прочел Фронсак-отец.
— Когда вы объясняли мне устройство вашей машины, то несколько раз поворачивались к этой книге, — продолжал Луи. — С другой стороны, вам нравится работать с отцом Нисроном, францисканцем. Однако францисканцы осудили эту книгу и наверняка посоветовали вам даже не брать ее в руки. Но у вас научное мышление, и вы предпочли бы составить собственное мнение о ней.
И он заключил с улыбкой:
— Полагаю, вам хочется прочесть эту книгу.
— Так и есть, — сказал Паскаль бесцветным голосом. — У меня есть друзья, которые знают аббата де Сен-Сирана.
[64]
Его только что освободили из тюрьмы, как вам, должно быть, известно. Мне настоятельно рекомендовали познакомиться с этой книгой, поскольку, говорят, это изумительное сочинение.
И вновь Луи заколебался, стоит ли продолжать. Но, подумав, а вдруг его умозаключения помогут расположить молодого Паскаля, решился.
— Скажу больше. Вы страдаете, вам трудно передвигаться, поэтому вы сомневаетесь в существовании Бога, спрашиваете себя, по какой причине Он так поступает с вами. Вы знаете, что в книге Арно ставится проблема божественной благодати. Вы разрываетесь между научной истиной, знаниями и верой. И спрашиваете себя, нет ли в этой книге ответа на ваши сомнения, ваши муки.
Блез, бледный от природы, при этих словах просто посерел. Он долго молчал и словно бы молился про себя. Луи встал, взял книгу и вручил ему:
— Мне дала ее герцогиня Энгиенская.
— Вы прочли, мсье?
— Мы все здесь прочли. Хотите, я одолжу вам ее?
— Как же я верну? — прошептал Блез.
— Мы еще увидимся, я в этом уверен.
Молодой человек вздохнул, и на его губах появилась улыбка.
— Провидение наградило вас даром, который мало кому достается, мсье, — сказал он. — У вас тонкий ум, способный проникнуть в то, что от других ускользает, и одновременно ум геометра, позволяющий выносить правильные суждения. Это встречается очень редко: я замечал, что у геометров часто плохое зрение, а тонкие умы не могут постичь принципы геометрии.
Улыбка юноши стала более сердечной.
— Теперь вы объясните мне ваши затруднения? — спросил он.
И Луи понял, что завоевал его доверие.
— Речь идет о проблеме кодирования, — начал он, — о секретном шифре. Пока для меня это всего лишь игра ума. Как вы знаете, обычный способ утаить информацию — это сделать транспозицию, чтобы каждому реальному элементу в документе соответствовал элемент кода. Но вы также должны знать, что одаренные в области математики люди способны раскрыть эти манипуляции, изучив вероятные возможности транспозиции каждого элемента. И я задал себе вопрос: можно ли придумать такой метод, такой механизм, к которому были бы неприменимы правила теории вероятностей?
Молодой Паскаль на мгновение задумался, а потом спросил в упор:
— Вы играете в кости, мсье?
— Очень редко.
— Жаль! Если у вас две кости, как вы думаете, сколько раз следует их бросить, чтобы получить двойную шестерку?
Озадаченный Фронсак поднял брови и не ответил.
— У вас один шанс из тридцати шести, мсье. А чтобы получить семерку, с теми же двумя костями, сколько нужно бросков?
— Думаю, тоже тридцать шесть?
— Отнюдь, всего семь. Это задача, которую мне предложил один из моих друзей, Антуан де Гомбо, шевалье де Мере. Он желал узнать число бросков для двух костей, чтобы прозвучало заветное: «звенит!»
[65]
Видите ли, все это может показаться просто забавой, — продолжал Блез серьезным тоном, — но для игрока это крайне важно. Я же хотел подчеркнуть следующее: у того, кто знает математические правила, больше шансов победить, нежели у того, кому они незнакомы. Пример с костями прекрасно иллюстрирует теорию вероятностей. Я довольно силен в этой науке, но есть человек, куда более сведущий, перед которым я ничто. По моему мнению, он величайший математик нашего века. Именно к нему вам и следовало бы обратиться.
— Кто же этот изумительный человек?
— Советник тулузского парламента, которого зовут Пьер де Ферма. Должно быть, ему чуть больше сорока лет. Сначала он заинтересовался геометрией, подобиями, инверсиями, дистанциями. Эта сфера близка к тому, что интересует вас. Вот уже несколько лет он посвятил себя поиску максимумов и минимумов в формах и, в частности, проблеме соприкасающихся кривых.
[66]
Я состою в переписке с ним и полагаю, что никто в Европе еще много лет не сможет понять его открытия в науке чисел.
