«Золотая звезда» была заведением подозрительным, каких в этом простонародном квартале имелось немало.
Гастона усадили за длинный стол, где уже сидела дюжина ребятишек с загорелыми и почерневшими лицами, а также двое взрослых, походивших на висельников худшего пошиба.
Все в огромных количествах поглощали вино. Около десяти часов Гастон увидел, как в залу вошла шумная толпа из трех десятков человек: мужчины, женщины, дети. Они заняли все пустые столы. Им подали мясные обрезки, рыбу, овощи, хлеб и вино в больших керамических кувшинах.
С каждой минутой орда росла за счет новоприбывших. Оборванцы требовали еще вина, а также водки и курительного табака. Женщины кормили грудью и пеленали младенцев прямо за столом.
В группу едоков входили и крупные собаки: они пожирали все объедки, падавшие со стола. Время от времени вспыхивали потасовки, одна из них — между мужчиной и женщиной — привлекла много зрителей.
Савояры кричали или пели до тех пор, пока не насытились и не напились. Встав из-за стола, они укладывались прямо на солому, рассыпанную в углах таверны.
Именно этого момента ждал Гастон. Углядев неподалеку изрядно набравшегося, он сказал ему:
— У моего хозяина камины дымят, куманек!
— Поговори с распорядителем, — рыгнул пьяница. — В каком приходе живет твой хозяин?
— На острове.
— Тогда иди к Франсуа, он вон там сидит, — сказал савояр, указывая на подростка, который обхаживал женщину гораздо старше себя, с распахнутой грудью.
Гастон встал, пошатываясь, словно тоже перепил, подошел к тому, кого назвали Франсуа, и тяжело опустился на скамью перед столом.
— У моего хозяина камины дымят, — повторил он тягучим голосом. — У него дом на острове.
— Могу прислать тебе кого-нибудь завтра, — предложил подросток, повернувшись, чтобы рассмотреть его. — Изнутри подняться можно?
— Конечно.
— Где он стоит, твой дом?
— Я могу подождать твоего мальчишку на краю моста Мари. Так будет проще.
— Значит, уговорились на завтрашнее утро? — спросил подросток, которому не терпелось избавиться от докучного клиента, чтобы возобновить свои игры с женщиной.
— Завтра утром, на рассвете, — кивнул Гастон, направляясь к выходу.
На заре Гастон в одиночестве ждал на краю моста Мари. Внимательный наблюдатель, однако, углядел бы трех лучников в форменной одежде на углу ближайшей улицы.
Мост, на котором стояло пять десятков домов, был сравнительно узким. Прохожих было немало, и Гастон высматривал мальчишку в колпаке. Увидел же он двоих. Одному на вид было лет шесть, другому семь, но они могли быть и старше, поскольку отличались страшной худобой. Маленькие савояры держались за руки.
— Это вас прислал Франсуа?
— Да, мсье! — ответили они хором и засмеялись.
Их покрасневшие воспаленные глаза ярко сверкали на усталых, изможденных и почерневших лицах. Очевидно, мылись они не часто. Соломенные всклокоченные волосы вылезали из-под колпаков, вымазанных сажей.
— Сюда, — сказал Гастон, беря одного за руку.
В тот же момент Ла Гут, подбежавший сзади, схватил второго. Ребятишки поняли, что угодили в западню. Они принялись вопить и одновременно вырываться. На помощь тут же подоспели два других лучника.
Мальчишки кричали все громче. Один из них укусил Ла Гута, который все же не выпустил свою добычу. Вокруг них начала собираться толпа.
— Зачем вы бьете бедных детей? — осведомилась одна агрессивная матрона.
Гастон передал своего мальчишку лучнику и заявил ей, сожалея, что не взял больше людей:
— Я комиссар Гран-Шатле, мадам. На острове совершено преступление, и я должен допросить их. Они ни в чем не виноваты. Их скоро отпустят.
Некоторое зеваки ответили ему ворчанием, другие открыто выражали недовольство действиями полиции, но в большинстве своем люди согласно закивали. Не в первый раз такой крохотный парнишка попадается на злодействе, провозгласил кто-то.
Дети уже плакали и больше не вырывались. Толпа зевак разошлась. Гастон подошел к старшему мальчику, которого крепко держал лучник. Присев на корточки, он сказал ему:
— Я не желаю вам зла. Вот два соля, по одному каждому из вас.
Он показал монетки, и плач тут же смолк. Слезы оставили широкие черноватые полосы на истощенных лицах.
Младший протянул ручонку, чтобы получить свой соль.
— Пойдем в таверну «Безголовая женщина», — предложил Гастон. — Там вы поедите и выпьете за мой счет, а потом я дам каждому монетку. Но сначала вы ответите мне на несколько вопросов.
Дети кивнули, успокоившись и заранее предвкушая сытную еду.
Таверна «Безголовая женщина» располагалась на улице, носящей то же имя.
[89]
На деревянной вывеске была изображена обезглавленная женщина со стаканом в руке и с надписью: «Все хорошо!»
Они устроились за столом, стоящим в углу. Детей посадили между Гастоном и Ла Гутом, два лучника разместились напротив. Комиссар заказал суп с хлебом и салом. Оба малыша изумленно вытаращили глаза, никогда им не давали столько еды.
Гастон позволил им спокойно поесть. Как только они насытились, он объяснил:
— Неделю назад в резиденции нунция, на острове, произошла кража. Совершил ее маленький савояр, подобный вам. Он забрался наверх по фасаду и спустился через камин. Может быть, это был ты? Или ты?
— Это не я, мсье! — в один голос запротестовали испуганные мальчишки.
— Мне плевать на того, кто это сделал, — отчеканил Гастон. — Я хочу только встретиться с ним, и пусть он расскажет, как это произошло. В обмен я дам ему луидор.
— Это не мы, мсье! — захныкал младший.
— Согласен, это не ты, но ты знаешь, кто совершил кражу!
Мальчишка потянул носом и ничего не возразил.
— А ты? — спросил Гастон. — Вы получите соль лишь в том случае, если скажете мне, кто это сделал и где я могу его найти. Еще раз говорю — обещаю, друг ваш ничем не рискует. Наоборот, я дам ему луидор. А тот из вас, кто назовет мне его имя, получит турский экю.
— Это Симон, мсье, — объявил старший, не выдержав соблазна.
— Симон?
— Да, Симон л'Инносан. Он нам рассказал.
— А где я его найду, твоего Симона?
— Он был с нами сегодня утром, мсье. Мы расстались с ним на набережной Селестен, перед домом, где он должен был прочистить трубу, прямо напротив сточного желоба.
— Можешь проводить меня?
