Когда кусок железа, привязанный к ногам, оторвался от пола, я вопила во весь голос. Теперь боль в нижней части тела нисколько не уступала той, что одолевала верхнюю, потому что бедра, колени и лодыжки тоже начали медленно вытягиваться из суставов.
Одного этого хватило бы, чтобы я заговорила, однако мой милый мальчик показал еще не все. Он снова крутанул колесо, и мои запястья коснулись потолка. Мне казалось, что я не в силах вытерпеть больше… пока мальчик не отпустил колесо. Цепь с грохотом поехала вниз вместе со мной, а в следующий миг палач еще раз повернул свой штурвал и резко вздернул меня в воздух посередине падения.
Я не могла отвечать ни на какие вопросы — боль затопила весь мир, не оставив места ни для палача, ни для тюрьмы, ни для меня лично.
Наверное, я лишилась сознания, потому что, когда пришла в себя, была ночь и солдаты уже ушли. Маленький очаг, от которого шло слабенькое тепло, пока палачи делали свою работу, стал холодным и черным, вокруг не было ничего, кроме стонов страдальцев.
Я поняла, что лежу на полу, а мои лодыжки прикованы к стене. Хотя меня сняли со страппадо, оно продолжало делать свое дело. Каждая косточка, каждый мускул в теле дрожали и вскрикивали от малейшего движения. Однако боль вынудила меня пошевелиться. Стиснув зубы, я села, привалилась спиной к сырой стенке и вытянула перед собой закованные ноги. Лишь теперь я поняла, что не знаю не только времени суток, но и того, провела ли в подвале день или неделю. Искаженные воспоминания расплывались.
Порошок уже не действовал, зато сохранилось ощущение полного освобождения и облегчения. Вероятно, я поступила глупо, не воспользовавшись возможностью и не убив Чезаре, но меня это не волновало. Как я, Джироламо и Катерина, он тоже был ранен в самое сердце, и мне оставалось лишь молиться, чтобы Борджа прожил достаточно долго, осознал свое злобное горе и сумел избавиться от него.
Я услышала писк и вздрогнула, когда по ногам пронеслась пара крыс. Если бы я могла, то подняла бы руку и прогнала их.
А так я лишь закрыла глаза и шепотом обратилась к ангелу:
— Если ты действительно существуешь, то должен появиться сейчас. Ведь я уже повинуюсь тебе. Подари мне хотя бы это, прежде чем я увижу палача.
В ответ послышался топот крысиных лапок по камням и слабые рыдания кого-то из моих товарищей по несчастью, кто умолял Господа послать ему смерть. Я привалилась головой к холодному камню в надежде заснуть. Крысиный писк становился все громче, но ни один грызун не приближался ко мне.
Вероятно, я задремала, потому что, когда снова открыла глаза, эти звуки сменились женским плачем.
Я оказалась уже не в подвале дома Нумаи, а во дворце, где была всего однажды, после смерти герцога Галеаццо, — в шикарной спальне Сфорца, устроенной в замке Павии. Из домовой церкви, расположенной через две двери отсюда, доносились чудесные голоса певцов герцога, исполнявших рождественский гимн.
Однако в спальне праздничное пение заглушали пронзительные крики. Сидя на полу у массивной кровати, я наблюдала, как охваченный вожделением герцог со спущенными рейтузами бьет молодую женщину, подмяв ее под себя. Я находилась слишком низко, чтобы рассмотреть ее лицо. Галеаццо высоко задрал юбки, обнажил белую плоть от бедра до пятки и втиснулся между ее ногами.
— Второго раза я не потерплю! — прорычала женщина по-французски. — Клянусь, я убью тебя! За мое бесчестье ты заплатишь жизнью!
Галеаццо снова ударил ее, затем с бешеной силой вошел в плоть. Он придавил жертву своим весом, зажал ей рот рукой и начал совершать ритмичные движения.
Только теперь я осознала, что еще один голос — высокий, явно детский — все это время кричал по-французски:
— Маман! Маман! Прекратите, месье, ей же больно!
Я наблюдала, как худенький мальчик пробежал мимо меня к кровати и попытался оттащить герцога от матери.
— Оставьте ее! — кричал он. — Умоляю!
Герцог протянул за спину свободную руку и ударил мальчика в челюсть. Тот отшатнулся, не в силах выдержать удар, и упал на пол.
Я заплакала и завопила:
— Перестань! Помогите кто-нибудь! — Я не сразу поняла, что кричу по-французски, как и мальчик. Я силилась поднять руку, ногу, но пронзительная боль не давала пошевелиться.
Мальчик снова вскочил на ноги. Я испугалась за этого милого ребенка лет десяти, худенького и высокого для своего возраста, с карими глазами орехового оттенка и каштановыми волосами.
«Как он похож на Маттео», — подумала я, а в следующий миг увидела кровь у него на верхней губе, рассеченной ровно посередине.
Я беспомощно смотрела, как Маттео быстро оглядел комнату и схватил со стола у камина тяжелый золотой подсвечник. Он снова кинулся к герцогу Галеаццо и на этот раз ударил его по затылку. Тот взревел и развернулся, собираясь отнять у мальчика оружие.
Маттео ударил герцога во второй раз с такой силой, что подсвечник завибрировал, издавая протяжный металлический гул. Насильник упал и замер, а женщина выбралась из-под его обмякшего тела.
— Гийом, — произнесла она, протягивая к мальчику руки. — Мой спаситель! — Они обнялись, обливаясь слезами.
Женщина была красивой, с черными волосами и бровями, с запоминающимся лицом. Сначала мне показалось, что я вижу себя, однако имелись некоторые отличия. Такие платье и прическа, как у нее, давно уже вышли из моды. Линия скул и подбородка несколько отличалась от моей.
Она выпустила сына из объятий, плюнула на неподвижное тело герцога и прошипела ему в ухо:
— Она твоя, и ты это знаешь. Из-за тебя я лишилась мужа, потеряла все! А ты не хочешь признавать собственного ребенка?! — Затем женщина обернулась, протянула руки ко мне и позвала: — Дезире, детка, надо спешить! Здесь нам никто не поможет!
— Маман! — ахнула я, пыталась раскинуть руки и обнять ее, но не смогла.
Я зажмурилась, зарыдала, а когда открыла глаза, женщины уже не было.
Я снова была в темном подвале, обездвиженная не только кандалами, но и болью во всем теле. Однако разум трудился, собирая фрагменты только что увиденного в общую картину. Я поняла, почему набожная герцогиня Бона все эти годы так хорошо ко мне относилась. Она старалась искупить очередной грех мужа. Со смертью герцога Галеаццо ее обязательства по отношению ко мне закончились. Разве можно было найти более мудрое решение, чем отправить меня в Рим вместе со сводной сестрой?
Пока я размышляла обо всем этом, рядом со мной возник ангел. Тьма, переливающаяся внутри его, снова начала медленно расходиться. В получившиеся щели лился ослепительный белый свет, из-за которого мне пришлось закрыть глаза и отвернуться. Но сияние все равно делалось все ярче и ярче, начало слепить даже сквозь закрытые веки, как будто я смотрела на солнце в зените.
— Дея, — шепотом позвал мужской голос, а затем послышался негромкий смех. — Дея, посмотри на меня.
