Форли — милое местечко, хотя мне не хотелось бы остаться здесь надолго. Я слишком привыкла к суете больших городов и жду не дождусь, когда увижу Венецию. Буду молиться, чтобы мой супруг Джироламо не отказался от своей последней затеи. Я хотела бы править обширными землями с большим столичным городом.
Прошу тебя, не задерживайся с ответом. Мне кажется, письмо, написанное твоей рукой, успокоит меня лучше всего остального, я буду носить его с собой и утешаться на протяжении всего путешествия.
Горячо привязанная к тебе
Катерина, графиня Имолы и Форли.
Я сразу же написала ей ответ, рассказывая о шалостях детей и жалуясь на чудовищную римскую жару. Я убеждала Катерину верить, что это письмо оградит ее от всякого зла и все сложится хорошо. Это была маленькая ложь, призванная утешить графиню.
Поскольку Джироламо и Катерина были в отъезде, гости в палаццо Риарио не приходили. Вечерами во дворце стояла тишина. Я проводила это время в спальне госпожи, страдая по Луке и тщетно стараясь расшифровать небольшой дневник Маттео.
Меня сильно беспокоили предстоящие тайные переговоры Джироламо с венецианцами. Я нисколько не сомневалась в том, что он не меньше Катерины недоволен столь жалким приобретением, как Форли, и хочет привлечь на свою сторону армию Венеции, чтобы продолжить войну.
Первое сентября 1481 года.
Здравствуй, любимая!
Завтра мы отправляемся в недельный путь до Венеции. Как и раньше, его светлость запрещает тебе рассказывать кому-либо о наших целях.
Из всей свиты, прибывшей из Рима, только мне одному позволено сопровождать графа. С нами едут также архидиакон Форли Маттео Менджи и Людовико Орси, член городского суда. Больше о нашем отъезде не знает никто.
Его светлость обязал меня присутствовать на пиру в честь главы городского правления Луффо Нумаи, однако мне совсем этого не хочется. Физически я совершенно здоров, но не в силах думать ни о чем, кроме тебя, которую люблю больше всего на свете. Ничего не бойся, я обязательно к тебе вернусь, хотя, возможно, и не раньше следующей весны. Графиня перенесла переезд не очень хорошо. Сейчас она уверена в том, что не выдержит тяжкого путешествия до Рима, поэтому точно будет рожать в Форли.
Как же я тебя люблю! Я сгораю от страсти и думаю только о тебе, о том миге, когда мы снова заключим друг друга в объятия.
Десятое сентября 1481 года.
Дорогая Дея!
Наконец-то! Вчера мы приехали в Венецию. Я совершенно измотана, но в таком восторге, что не могу заснуть, поэтому сама пишу тебе это письмо, сидя на пуховой перине, которая даже мягче моей.
Я еще не видела городов, похожих на этот, который стоит прямо в море. Чтобы попасть в город, нам пришлось оставить лошадей и повозки и погрузиться на лодку, украшенную гирляндами цветов и обтянутую золотой материей. Таким изящным способом мы попали в Гранд-канал, а затем — ко дворцу со множеством колонн, в котором живет герцог, точнее, дож, как называют его здесь. Один фасад здания выходит на улицу, а другой — на море, и волны омывают фундамент. Я понятия не имею, как выживают венецианцы, — кажется, хватит одной большой волны, чтобы смыть весь город.
Во дворце дожа нас с Джироламо принимали с большим размахом и церемониями, примерно так меня встречали, когда я приехала в Рим. Дож ждал у входа, чтобы приветствовать нас. Он очень приятен внешне, обладает изящными манерами, бодр и весел не по годам, но лицо — увы! — выдает истинный возраст. Я знаю только одного человека, отличающегося таким же дружелюбием. Это наш гость из Флоренции, имя которого нельзя называть. В знак своего высокого положения дож носит золотую шапочку с тупым рогом на затылке, которая плотно обхватывает голову.
Переезд до Венеции был очень трудным; возможно, причина в дорожной тряске, но ребенок в утробе кажется мне невероятно тяжелым и я ужасно устаю. Завтра Джироламо предстоит важная встреча, а меня весь день будут развлекать городские дамы. Хочу посмотреть площадь и церковь Сан-Марко — туда нет дорог, а вокруг одно только море.
Дома в городе очень красивые, хотя им и далеко до кардинальского дворца в Риме. Но особенную прелесть постройкам придает игра солнечных лучей на воде, отчего улицы как будто светятся как-то мягко, романтично. По вечерам стены дворцов приобретают все оттенки закатного солнца, отчего вся Венеция становится розово-золотистой.
Прошу тебя, сразу же напиши мне ответ. Меня терзают скверные предчувствия, но будет легче, если я получу твое письмо. Мне сильно тебя не хватает.
А сейчас пора спать.
Горячо привязанная к тебе
Катерина, графиня Имолы и Форли.
Р. S. Джироламо требует, чтобы я напомнила тебе: под страхом смерти ты не должна показывать эти письмо посторонним, даже из числа наших придворных. Разумеется, если о нас будут спрашивать, мы в Романье. Ни слова о Венеции.
Тянулись одинокие недели, скрашенные только любовными письмами Луки. Я перечитывала их снова и снова.
«Любимая, как я скучаю по тебе…»
Эти письма согревали мне душу, но были краткими, в них почти не встречалось описаний Венеции, что и понятно. Граф Джироламо перегружал Луку работой. Его светлость вел переговоры, стремясь заключить союз с городом, стоявшим на море. Война была делом почти решенным.
Двадцать восьмое сентября 1481 года.
Дорогая Дея!
Мы снова в Форли. Уважение и доброжелательность, выказанные здешними жителями в наш первый приезд, сменились недоверием и каким-то напряжением. Джироламо уверен, что кое-кто из горожан состоит в заговоре, мечтая вернуть Орделаффи, прежних синьоров Форли.
Что касается Венеции, у меня больше нет сил описывать увиденное. Лучше подожду, пока мы встретимся снова… Если такое вообще случится. Достаточно сказать, что Джироламо в Венеции даровали множество привилегий и наград, а также ключи от города. Было жаль уезжать из прекрасной столицы в маленький скучный Форли, однако переговоры Джироламо с венецианцами, к всеобщему удовлетворению, подошли к концу. Я еще никогда не видела мужа таким радостным.
А в Форли между тем возникли осложнения. Честно говоря, у меня нет сил ехать дальше. Этот ребенок просто высасывает из меня жизнь, поэтому я хотела бы остановиться и рожать здесь.
Однако мы с Джироламо чувствуем, что оставаться в Форли небезопасно. За пару дней до возвращения нас встретил на дороге гонец от городского главы Луффо Нумаи и посоветовал проявлять крайнюю осторожность. Вроде бы какие-то граждане, достойные всяческого порицания, собирались убить нас, как только мы минуем ворота Форли.
Джироламо пришел в ярость. Он хотел схватить и пытать заговорщиков, а затем устроить публичную казнь. Я с трудом успокоила его и убедила, что сейчас не время для подобных уроков, ведь мы еще не завоевали сердца жителей Форли. Джироламо последовал моему совету и вместо того объявил, что еда и вино больше не будут облагаться налогом.
