— Ты права, — отозвался Брюс холодно. В разговоре у них зазвучали раздраженные нотки. — Мне ничего не нужно напоминать. Однако при одной мысли, что сейчас мы опять будем этим заниматься, мне не по себе.
— Мы должны что-то сделать. Если его там найдут, она останется в Англии на всю жизнь, — настаивала Джейни, проклиная себя за резкость, с какой прозвучал ее голос.
Брюс поставил локти себе на колени, оперся лицом на ладони и тяжело вздохнул.
— Теперь речь идет уже не только о Кэролайн, — сказал он. — Мы теперь должны не просто спасти Кэролайн, но сделать это, не привлекая внимания. Кто знает, что они там у нас раскопают. Но уж что-нибудь наверняка найдут, можешь быть уверена, и уж точно не побоятся открыть дело. Нам-то с тобой известно, что мы совершенно не виноваты в том, что произошло, а зеленым парням об этом неведомо. И если мы дадим себя поймать, прежде чем найдем Кэролайн, тогда один Бог знает, куда ее занесет и что она сделает. Она сейчас носитель инфекции. Она может перезаразить половину Лондона, прежде чем кто-нибудь поймет, что происходит.
Он выпрямился и посмотрел прямо в глаза Кэролайн:
— Мы должны думать не только о себе. В этом городе и его окрестностях живет пятнадцать миллионов человек. А единственное, что я помню про чуму, так это то, что без лечения уровень смертности составляет около девяноста процентов.
Джейни знала, что он абсолютно прав. Рассудок подсказывал: сдайся, надежды нет. Иди к ним сейчас, пока тебе еще могут поверить. Она вспомнила слова Джона Сэндхауза: «Делай то, что должна, Джейни». Представила себе, как было бы хорошо избавиться от невыносимого бремени, свалившегося им на плечи без всякого предупреждения. Счастливое ощущение легкости, тотчас поманившее ее покоем, которого она отчаянно жаждала.
Она видела: Брюс ждет, что она скажет. «Он хороший человек, — подумала она, — и я могла бы его полюбить, когда все закончится». Она знала, что от ее теперешнего решения зависит их с Брюсом будущее. «Возможно, уже поздно, но все равно придется, ничего не поделаешь».
Ночное небо потихоньку начинало сереть. До рассвета оставалось около двух часов. «Возможно, день прольет свет на то, что нам делать», — с надеждой подумала Джейни.
— Дай мне времени до рассвета, — попросила она. — Если она не объявится до тех пор, я сама позвоню.
Она видела, что ему это не понравилось, и ждала отказа. Но он ее удивил.
— Хорошо. До рассвета, — сказал он и кивнул в сторону гостиницы. — А пока что давай подумаем, что делать с Тедом.
Он поднялся со скамьи, потянулся, разминая затекшее тело, потом наклонился, предложил Джейни руку и помог встать. Она улыбнулась, благодарная за помощь. И, в миг краткого пожатия рук снова ощутив близость, они направились в сторону гостиницы.
* * *
Сарин начинал терять терпение. Он чувствовал себя как беременная женщина, чей срок уже подошел к концу и осталось только ждать близкого разрешения. И он приготовился ждать того самого тяжелого испытания, которое предстояло ему. Больше он не боялся, напротив, хотел бы скорее взяться за дело, но час проходил за часом, а ничего не происходило, и ему уже стало казаться, что ожидание тяжелее работы.
Настроение его передалось псу, и тот носился следом за ним. Хозяин был занят чем-то весь день, и весь их нормальный распорядок дня нарушился. Пес, живший в давно установленном ритме, был изрядно сбит с толку.
В сумерках Сарин снял наконец поводок и махнул рукой.
— Не пора ли? — сказал он псу, и это было первым признаком возвращения к привычной размеренной жизни.
Пес весело запрыгал, как щенок, виляя хвостом.
Небо было на удивление чистое, и Сарин посмотрел поверх деревьев, отыскивая глазами первую вечернюю звезду. Когда-то мать сказала, что это не настоящая звезда, а планета вроде Земли. Он искал ее каждый вечер, и, когда находил, сердце его радовалось. Она была знаком постоянства Вселенной, обещавшим, что тьма скоро рассеется, что в положенный час наступит новый день и все будет хорошо. Старик знал, что сейчас звезде положено быть точно над знакомым деревом, и там она и оказалась, и дружелюбно ему подмигивала. Он смотрел на нее не отрываясь, стараясь получше запечатлеть в памяти, чтобы не растерять эту радость и потом, когда вновь займется делами.
Они прошли под дубами. Свернув на привычную дорожку, которая шла в обход участка, Сарин позволил псу бежать куда хочется, а сам тащился на поводке сзади. Пес довольно быстро сделал свои дела, но вместо того, чтобы потом спокойной трусцой побежать дальше, вдруг замер и насторожился, явно к чему-то прислушиваясь. Потом натянул поводок и рванул вперед так, что старик едва устоял на месте. Пес метался и прыгал вокруг хозяина, чтобы вырвать из его рук поводок и освободиться.
— Фу! — крикнул Сарин. — Да погоди же ты!
Он подобрал поводок ближе к ошейнику и взялся покрепче. Но пес тянул его в сторону и не успокаивался. Сарин наконец выронил поводок, и едва он выскользнул у него из рук, как пес огромными прыжками понесся в глубь участка.
— Стой! — крикнул Сарин удаляющемуся от него псу. Он ни разу еще не видел, чтобы тот так мчался. — Подожди меня!
Он бежал на собачий лай что было сил, временами спотыкаясь о камни и корни. «Осторожнее, старый дурак, — бормотал он, — ты еще не закончил свою работу».
Ему всегда казалось, что в старости он сам собой поумнеет, но вот он постарел, а оказался так же не уверен в себе, как когда был мальчишкой, и боялся того, что ждало впереди. Он бежал за удравшей собакой, задыхаясь и морщась, потому что каждый шаг по каменистой земле отдавался болью в позвоночнике.
Пес вдруг выскочил из темноты, запрыгал вокруг него, припадая на лапы, а потом снова метнулся туда, откуда появился. Сарин, проследив за ним взглядом, увидел, что пес замер там на верху небольшого пригорка, неподалеку от места, раскисавшего каждой весной. Он знал, что там есть огромный, глубоко засевший в земле валун, и его круглая верхушка видна издалека. Когда он приблизился, ему показалось, будто рядом видно еще что-то такое же круглое. А когда был уже в нескольких метрах, вторая «верхушка» шевельнулась.
Сарин подошел и встал, переводя дух и пытаясь унять одышку. Потом наклонился, оттолкнул собаку. В темноте видно было лишь, что у его ног лежит женщина. Он достал фонарь, включил и невольно отшатнулся.
— Господи! — ахнул он, потрясенный.
Потом наклонился снова и получше всмотрелся в лицо, чтобы определить, кто из двух приезжавших к нему гостий лежит перед ним. Он узнал ее по волосам, грязным, спутанным, однако не утратившим ярко-рыжий цвет.
Состояние ее оказалось много хуже, чем он ожидал.
— Нельзя терять время, — сказал он собаке. — Она очень плоха.
Женщина была прикрыта газетами, которые сейчас почти все сдул ветер. Он застегнул на ней драный пиджак и укутал ноги собственным свитером. Она застонала, неожиданно попыталась пошевелиться, и он отскочил, напуганный внезапным движением. Он даже захныкал от страха, но тут же выругал себя за трусость. Собравшись с духом, он приложил к губам палец и сказал:
