«Нарочно не спешит, — решил Эрнандес, глядя, как Алехандро то завязывает, то снова развязывает узел. — Боится встречаться с солдатами». Он обнял молодого человека за плечи и, бросив взгляд на солдат, уже собравшихся возле своих лошадей, предложил:
— Давай-ка здесь постоим, отдохнем, прежде чем двигаться дальше.
Алехандро уже не удивился тому, как Эрнандес сумел догадаться, что ему страшно и он не хочет попадаться на глаза солдатам. Они стояли возле коновязи, и Алехандро бессмысленно суетился — расстегнул подпругу, опять застегнул, достал из мешка флягу, начал пить и облился водой. Глаза его неотступно следили за солдатами. Он не мог от них оторваться до тех самых пор, пока они снова не прыгнули в седла и не поскакали дальше.
Эрнандес, глянув своему подопечному прямо в лицо, недоуменно приподнял брови.
— А не заняться ли нам твоим новым платьем сейчас, а? Пойдем устроимся и поищем портного.
Перебросив через плечо седельную сумку, Алехандро кивнул. Он сделал было шаг в сторону гостиницы, но Эрнандес, взяв за руку, остановил его:
— Знаешь, юноша, я не люблю евреев, но ты хороший человек, и мне прилично заплатили за то, чтобы ты добрался до Авиньона. Лучше бы ты рассказал мне, с какой стати боишься солдат.
Алехандро выдержал его взгляд. Врать ему не хотелось — испанец этого не заслужил. Но Эрнандес был христианином, и молодой человек не знал, как тот поступит, узнав об убийстве епископа: предаст его или нет. Потому он ответил испанцу кивком, не пускаясь в объяснения.
К удивлению молодого врача, Эрнандес расхохотался и хлопнул его по спине, так что едва не вышиб дух.
— А ты крепче, чем я думал! Пошли!
И они зашагали в гостиницу. Хозяин привел их в комнату с двумя кроватями, широкими, покрытыми поверх соломенных тюфяков чистыми с виду ткаными покрывалами. Возле выходившего на площадь окна стоял низкий столик, а в углу таз и большой кувшин.
— Вполне прилично для двух бродяг, а, сеньор? Сегодня у вас два гостя, которые знают, что такое благодарность. Неплохо бы еще перед обедом ванну. И уж будьте добры, скажите, где в этом городке найти хорошего портного.
Они отправились туда, куда указал хозяин, чтобы заказать штаны и рубаху. Портной стал снимать мерку, и юношу передернуло, когда тот коснулся его ноги, чтобы бечевкой измерить ширину шага. С раздражением он отметил, как от этого развеселился испанец.
— Юный друг мой, — посетовал Эрнандес, — до чего же ты темный! Каким же образом портной тебя оденет по-человечески? Ты что, хочешь, чтобы штаны тебе жали? Смотри, запоешь, как девчонка. Стой спокойно, не мешай человеку делать свое дело.
Устыдившись своей робости, Алехандро сделал как велено.
— Штаны и рубаха нужны к утру, — сказал портному Эрнандес.
— Сеньор, — запротестовал тот. — Это невозможно. Как же шить в потемках? К тому же нужно купить ткань…
Эрнандес достал из кармана золотую монету и помахал перед носом портного.
— Может быть, это поможет тебе добыть свечи и ткань, — сказал он и увидел, каким жадным блеском загорелись глаза портного. — Утром, если успеешь, получишь вторую такую.
Решив вопрос с одеянием, они вернулись в гостиницу и поднялись к себе в комнату. Посреди комнаты между кроватей стояла наполовину полная ванна. В дверь тихо постучали. Эрнандес гаркнул, чтобы вошли, и в комнате появилась хозяйка с тяжелым ведром кипятка. Она вылила его в ванну, ушла и скоро вернулась с большим куском зеленого полупрозрачного мыла. Эрнандес предложил Алехандро мыться первым, а сам решил тем временем спуститься вниз и выпить стаканчик вина. И снова посоветовал своему подопечному быть поосторожней с деньгами.
Завершив наставления, он закрыл за собой дверь. Алехандро запер дверь на засов, чтобы ему точно никто не помешал, и осторожно, не забывая о ранке, разделся. От горячей воды стало больно, но кожа быстро привыкла, и он с наслаждением растянулся в воде. Вымывшись, он выбил платье, вытряхнув из него дорожную пыль, снова оделся и отпер дверь. Выглянув в окно, Алехандро увидел Эрнандеса, который, уже явно отведав вина, шатался по площади, красуясь перед местными жителями.
Огромный испанец пел во все горло, поднимаясь по лестнице. Веселье его было до того простодушно, что Алехандро, который привязывался к нему с каждым днем все сильнее, и сам заулыбался. С улыбкой, теплее, чем прежде, смотрел, как тот, немного хмельной, ввалился в комнату.
— О, мой мальчик, эта ванна сейчас мне будет как дар небесный.
С величайшей церемонностью, лениво почесываясь, он принялся раздеваться. Нашел на себе насекомое, стряхнул.
— Благодарю тебя, Господи, за очередное крещение, — гаркнул испанец и заржал над собственной шуткой.
Алехандро не понял, в чем она, но из вежливости тоже подхихикнул, забавляясь ребячеством этого великана.
Мылся Эрнандес неистово, яростно работая грубой мочалкой, отмывая накопившуюся дорожную грязь. Окунался в воду с головой, пускал пузыри, тер глаза, чистил мизинцами уши, пользуясь этой редкой возможностью, стараясь нигде не оставить на себе грязи. К концу его мытья кусок мыла заметно поубавился в размерах.
— Мыло-то хозяйка поставит нам в счет, — ухмыльнулся Алехандро.
— Оно того стоит! — заявил Эрнандес. — Я отлично отмылся!
Он встряхнулся, как пес, вытянув глею. Алехандро отпрыгнул, спасаясь от брызг, и удивился, заметив, до чего грязной стала вода, которой в ванне осталось на дне.
Приведя себя в порядок, они спустились вниз и направились в трактирный зал. Алехандро крепко сжимал в руках свою драгоценную сумку. Шум и хмельной гам, доносившиеся оттуда, пробудили в нем любопытство. Дома в Сервере, где он слушал родителей, оберегавших его, он не ходил по трактирам, чтобы не поддаться влиянию недостойных людей. Теперь он стоял на пороге этого запретного места, не решаясь войти, но не в силах оторвать взгляда. У Эрнандеса тут уже было несколько новых «старых друзей», успевших вместе с ним приложиться к бутыли вина, которую он распечатал перед обедом, и его встретили радостными возгласами. Алехандро видел, как он игриво приобнял по пути грудастую толстуху и поцеловал нарочито страстно. Она отпихнула его — впрочем, не рассердившись, — с наигранной скромностью, изображая невинную девицу. Алехандро, решившийся войти в зал, при ближайшем рассмотрении убедился, что уж девицей-то назвать эту перезрелую красотку никак нельзя.
Оглядывая зал со своего места, где они устроились за большим столом, Алехандро заметил в углу нескольких человек, которые вели себя, с его точки зрения, вполне безобидно. Они смеялись и пили, возможно, больше, чем следует, поднимая тосты за здоровье друг друга. Эрнандес, найдя благодарных слушателей, принялся хвастаться прежними подвигами, рассказывая самые невероятные истории. Новые приятели ему явно понравились, и он старался изо всех сил, а те, разинув рты, слушали его рассказы про жизнь, так не похожую на их серые будни. Эрнандес, нужно признать, оказался отличным рассказчиком и умел донести, что хотел. Сочинял он отлично, и Алехандро не сомневался, что эти истории потом расскажут, и не раз перескажут, и будут передавать от отца к сыну, и так родятся легенды. Он и сам заслушался.
