Он поискал вокруг. Возле стола на консоли, то бишь не на своем месте, лежал открытый справочник. Что же такое могло случиться, что вдруг понадобилось и не нашлось в компьютере? Сами сначала разбрасывают, а потом жалуются, что чего-то нет. Он взял справочник, посмотрел, где открыто. «Yersinia pestis». Никакой связи с новым проектом. «Скорее всего, — решил он, — перелистнуло сквозняком». Он закрыл справочник и продолжил осмотр.
Уж не лежал ли этот список у Фрэнка в кармане, когда тот погиб? В прачечной в карманах лаборантов находят и более странные вещи. Полиция, конечно, уже составила опись. Но включили они туда лист бумаги или попросту выбросили? Мысленно он взял себе на заметку разыскать офицера, занимавшегося этим делом. Оставалось радоваться хотя бы тому, что смерть не случилась в стенах лаборатории, — вот тогда прошла бы не одна неделя, прежде чем полицейские позволили бы войти внутрь, те самые полицейские, которых готовили в этой самой лаборатории. Они без колебаний закрыли бы ее на столько, на сколько сочли бы нужным, а откладывать было нельзя.
«Мне нужен этот чертов список, чтобы быстрее заняться делом», — с нараставшим раздражением подумал Тед. В голову пришло, что логично было бы поискать его если не в карманах у Фрэнка, то в главной секции лаборатории.
Он двинулся прочь, а через несколько секунд в пробирке на маленьком столике, мимо которого он прошел, ожила Palmerella coli, и под пробкой вспузырилась легкая пена. Замороженные бактерии, успев оттаять и отогреться, как раз достигли пика репродуктивной активности, при всплеске которой ей сопутствует газообразование. Пойдя мимо, Тед слегка зацепил столик и вызвал вибрацию, активизировавшую газ. Равновесие нарушилось. Пробка, предназначенная для хранения лишь охлажденных или замороженных материалов, держалась на пределе, а как только вновь заработал автоматически включавшийся вентилятор, вибрация усилилась, и пробка поддалась, выпустив легкие, пенистые капли P.coli.
Если бы Тед это видел, он очень бы удивился тому, как далеко полетели брызги. Но он смотрел совсем в другую сторону и не заметил, что они разлетелись веером футов на восемь — двенадцать, образовав неправильный круг, осев повсюду, на всем пространстве вокруг низкого столика, включая электронный микроскоп, где до сих пор лежала находка Джейни. Одна капля с P. coli опустилась ровно на середину тряпочного кружка, пропитав собой ткань, внутри которой спала, изнуренная своими бесплодными усилиями, загадочная бактерия.
Если бы Фрэнк не погиб, он изумился бы еще раз, когда, почувствовав влагу, Yersinia pestis опять зевнула, потянулась и с новой силой взялась за свое. Но теперь у нее был помощник, который принес ей все, что нужно. Микроб похотливо протянул свои генные щупальца и, обнаружив Гертруду, не нашел никакого сопротивления, потому что той после почти шестисот лет одиночества надоело целомудрие и она охотно во влажную плоть Гертруды, и они слились воедино.
После этого размножение стало проще простого. На свет появилась Гертруда Палмерелла Коли.
* * *
Услышав хлопок вылетевшей пробки и следом звон разлетевшегося стекла, Тед оглянулся и почти в ту же секунду почувствовал новый резкий запах. «Грейпфрут, — подумал он, — гнилой грейпфрут». Следуя запаху, он поискал источник. Увидел веер стеклянных осколков, брызги осевшей пены и, проследив направление, обнаружил эпицентр взрыва. Потрясенный — до такой степени, что забыл о правилах, — он поднял невзорвавшийся огрызок пробирки и, разглядывая, крутил его так и этак перед собой голыми руками. Сбоку на пробирке остался обрывок наклейки. Две буквы, «Р» и «с», оказались залиты, но прочесть их было можно.
Он догадался, что это «P. coli», которая была у него в списке.
— Черт побери, — сказал он, обращаясь к тени Фрэнка. — Я же должен был догадаться, что ты занимался материалами и, значит, шастал туда-сюда, в морозильный блок и обратно.
Тед прекрасно знал, что за двадцать четыре долгих часа после гибели лаборанта у материала было достаточно времени, чтобы, оттаяв, вызвать реакцию, способную породить такой взрыв.
Он уставился на разбросанные смертоносные капли и запаниковал, понимая, что давление сейчас поднимется выше крыши. Нужно немедленно пройти дезинфекцию. Нельзя никому говорить о том, что случилось, чтобы не повредить проекту. По правилам он был обязан вызвать биополицию, сообщить о происшествии и начать расследование. Он прекрасно понимал, что без Фрэнка все следствие замкнется на нем. Как хороший директор он должен был тут же, немедленно, как только узнал о смерти Фрэнка, выяснить, какие задания выполнял лаборант, чтобы обезопасить людей. Он этого не сделал, и это была с его стороны недопустимая оплошность. Приходилось признать, что ему и в голову не пришло закрыть лабораторию.
«Какая неприятность, — подумал он, — а Брюс будет здесь с минуты на минуту».
Он достаточно много проработал с P. coli, чтобы знать, что это всего лишь штамм безобидной бактерии, которая сама по себе не представляет опасности. Но он также знал, что за это его ценят и лелеют микробиологи: этот штамм охотно делился своим генетическим материалом со всем и каждым, кто оказывался поблизости, и мысль эта испугала Теда больше, чем сам микроб. Он стремглав бросился в отделенный стеклянной стеной кабинет, где находился список всех затребованных бактериальных материалов, и с облегчением увидел, что на сегодняшний день открытых работ не ведется. Он отправился в туалет, где был полный ассортимент спреев антибактериальной защиты, которыми в лаборатории чистили все поверхности. Он сгреб их в охапку, оторвал бумажных полотенец и вернулся к месту происшествия.
Сбрызнув полотенце самым сильным из спреев, он тщательно протер вокруг все предметы. В воздухе повисла вонь химического антисептика, куда тошнотворнее запаха порченого грейпфрута, возникшего во время соединения микроорганизмов. Использованные полотенца он бросил в пластиковый биозащитный мешок. Протер микроскоп и компьютер, сдвинув при этом с места клочок ткани, закрывавший, но не защищавший пластиковую подставку. Клочок он повертел в руках, рассмотрел. Тряпка была как тряпка. В спешке Теду не пришло в голову, что клочок положен туда не зря. Он протер подставку и положил тряпку на место.
И, будто бы у него не было других проблем, он упорно думал о штамме P. coli, который нужен ему был для того, чтобы уговорить Брюса начать новую серию опытов. Штамм погиб, и придется как-то это объяснить. В поисках ручки он порылся у Фрэнка в ящиках, нашел и бегом кинулся к морозильному блоку. Быстро пробежался глазами по индексу, отыскивал шифр стеллажа, где обычно хранился P. coli, направил на него камеру. В видоискателе появился стеллаж, где на полке стоял на пластиковой подставке бумажный листок. На нем значилось имя Фрэнка.
Если его не заменить, придется придумывать, куда делась пробирка, которую взял лаборант. Со всей осторожностью Тед нацелился механической рукой, но манипулировал неловко, от души желая владеть ею хоть вполовину так же легко, как погибший Фрэнк. Наконец рука захватила пластмассовый прямоугольник и доставила на панель дезинфектора. Схватив новый, чистый бланк, он написал: «Материал инфицирован из-за трещины в стекле пробирки. Нейтрализован и уничтожен…». Он остановился, вспомнил, какого числа погиб Фрэнк. Поставил дату и в строчке подписи нацарапал инициалы Фрэнка. Поставил на панель и снова сел за манипулятор. Изрядно помучившись, он наконец установил его на прежнее место. Смял старый листок и выбросил в мешок, куда бросали использованные полотенца. Если кто-нибудь потом спросит, почему в журнале нет отметки об уничтожении биоматериала, он ответит чистую правду, что Фрэнк всегда записывал все на свои бумажки, а отчетную работу оставлял на пятницу.
