Ноги подкосились — я, действительно, не привык
столько находиться в сумраке. Я упал бы на колени перед Завулоном, чего мне
ужасно не хотелось. Семен скользнул сквозь сумрак и поддержал меня за плечи.
Наверное, он сто пятьдесят лет этим занимается.
— Незнакомый с работой в поле… — повторил я. —
Возьмет, да и не станет действовать по схеме. Жалеть и утешать девушку, для
которой жалость — смертельна. Значит надо его отвлечь. Создать такую ситуацию,
чтобы он был занят по уши. Чтобы его кинули на второстепенное задание — да еще
и завязать на этом задании, личной ответственностью, симпатией, всем, что под
руку подвернется. Ради этого и рядовым вампиром можно пожертвовать. Верно?
Завулон начал трансформироваться обратно.
Он стремительно обретал прежний
скорбно-интеллигентный облик.
Смешно. Зачем? Я видел его таким, каким он
стал в сумраке, стал однажды и навсегда.
— Многоходовка, — повторил я. — Ручаюсь,
матери Светланы вовсе не обязательно умирать от смертельной болезни. С вашей
стороны было маленькое вмешательство, в рамках допустимого… Но тогда и у нас
есть права.
— Она наша! — сказал Завулон.
— Нет, — я покачал головой. — Не будет
никакого прорыва инферно. Ее мать поправится. Сейчас я поеду к Светлане… и
расскажу ей все. Девушка придет в Ночной Дозор. Завулон, вы проиграли. Все
равно — проиграли.
Разбросанные по крыше клочья одежды поползли к
темному магу, срослись, прыгнули, одевая его: грустного, обаятельного,
преисполненного печали за весь мир.
— Никто из вас не уйдет отсюда, — сказал
Завулон.
За его спиной начала клубиться тьма — будто
раскрывались два огромных черных крыла.
Илья снова засмеялся.
— Я сильнее вас всех, — Завулон покосился на
Илью. — Твои заемные силы небезграничны. Вы останетесь здесь, навсегда, в
сумраке, глубже, чем когда-либо боялись заглянуть…
Семен вздохнул и сказал:
— Антон, а ведь он до сих пор не понимает.
Я повернулся и спросил:
— Борис Игнатьевич, ведь в маскараде больше
нет необходимости?
Молодой, нагловатый оперативник пожал плечами:
— Конечно, Антошка. Но мне столь редко
выпадает наблюдать шефа Дневного Дозора в действии… прости уж старика. Надеюсь,
Илье в моем обличье было столь же интересно…
Борис Игнатьевич обрел прежний облик. Разом,
без всяких театральных промежуточных метаморфоз и световых эффектов.
Он действительно был в халате и тюбетейке, вот
только на ногах у него оказались мягкие ичиги, а поверх них — калоши.
На лицо Завулона было приятно посмотреть.
Темные крылья не исчезли, но расти перестали,
только похлопывали неуверенно — будто маг пытался улететь, но не решался.
— Свертывай операцию, Завулон, — сказал шеф. —
Если вы немедленно уберетесь отсюда и от дома Светланы — мы не станем подавать
официальный протест.
Темный маг не колебался:
— Мы уходим.
Шеф кивнул, словно иного ответа не ожидал.
Можно подумать… Но жезл он опустил, и барьер между мной и Завулоном исчез.
— Я запомню твою роль в этом… — немедленно
прошептал темный маг. — Навсегда.
— Помни, — согласился я. — Это полезно.
Завулон свел руки — темные крылья хлопнули в
такт, и он исчез.
Но перед этим маг глянул на ведьму — и та
кивнула.
Ох, как мне это не понравилось. Плевок вслед —
не смертельно, но всегда неприятно.
Легкой, пританцовывающей походкой, совершенно
не вязавшейся с окровавленным порванным лицом и вывихнутой, безвольно свисающей
левой рукой, Алиса подошла ко мне.
— Ты тоже должна уйти, — сказал шеф.
— Конечно, с превеликим удовольствием! —
откликнулась ведьма. — Но, перед этим, у меня есть маленькое… совсем маленькое
право. Ведь так, Антон?
— Да, — прошептал я. — Воздействие седьмой
степени.
На кого будет направлен удар? На шефа — смех.
Тигренок, Медведь, Семен… ерунда. Егор? А что
ему можно внушить на самом слабом уровне вмешательства?
— Откройся, — сказала ведьма. — Откройся мне,
Антон. Вмешательство седьмого уровня. Шеф Ночного Дозора свидетель — я не
перейду границы.
Семен застонал, до боли сжимая мое плечо.
— У нее есть это право, — сказал я. — Борис
Игнатьевич…
— Поступай, как знаешь, — тихо ответил шеф. —
Я смотрю.
Я вздохнул, раскрываясь перед ведьмой.
Да ничего она не сможет! Ничего! Вмешательство
седьмой степени — ей никогда не повернуть меня к Тьме! Это просто-напросто
смешно!
— Антон, — мягко сказала ведьма. — Скажи шефу
то, что ты хотел сказать. Скажи правду. Поступи честно и правильно. Так, как ты
должен поступить.
— Минимальное воздействие… — подтвердил шеф.
Если в его голосе и была боль, то так глубоко, что мне не дано ее услышать.
— Многоходовка, — сказал я, глядя на Бориса
Игнатьевича. — Двусторонняя. Дневной Дозор жертвует своими пешками. Ночной
Дозор — своими. Ради великой цели. Ради привлечения на свою сторону волшебницы
великой, небывалой силы. Может погибнуть молодой вампир, которому так хочется
любить. Может погибнуть, сгинуть в сумраке мальчишка со слабенькими
способностями Иного. Могут пострадать свои сотрудники. Но есть цель, что
оправдывает средства. Два великих мага, сотни лет противостоящих друг другу, затевают
очередную маленькую войну. И светлому магу тут труднее… он все ставит на карту.
И проигрыш для него — не просто неприятность, это шаг в сумрак, в сумрак
навсегда. Но все-таки он ставит на карту все. Своих и чужих. Так, Борис
Игнатьевич?
— Так, — ответил шеф.
Алиса тихонько засмеялась и пошла к люку.
Ей сейчас было не до полетов, Тигренок помяла
ее от души. И все-таки ведьма пребывала в хорошем настроении.
Я посмотрел на Семена — тот отвел глаза.
Тигренок медленно трансформировалась обратно в
девушку… но тоже старалась не смотреть мне в лицо. Медведь коротко взревел, и
не меняя обличья затопал к люку.
Ему труднее всех.
