— Антон, я замерз, — сказал шеф. — Мне
холодно. Как человеку — холодно. Я хочу выпить водки и забраться под одеяло. И
лежать так, ожидая, пока ты поможешь Светлане… пока Ольга справится с вихрем. А
потом взять отпуск. Оставить вместо себя Илюху, раз уж он побывал в моей шкуре,
и отправиться в Самарканд. Ты бывал в Самарканде?
— Нет.
— Ничего хорошего, если честно. Особенно
сейчас. Ничего там нет хорошего, кроме воспоминаний… Но они только для меня. Ты
как?
— Пойдемте, Борис Игнатьевич.
Я стер снег с лица.
Меня ждали.
И это единственное, что мешает нам замерзнуть.
История вторая - Свой среди своих
Пролог
Его звали Максим.
Имя не слишком редкое, но и не обыденное,
вроде всяких Сергеев, Андреев и Дим. Вполне благозвучное. Хорошее русское имя,
пусть даже корни уходят к грекам, варягам и прочим скифам.
Внешностью он тоже был доволен. Не слащавая
красота актера из сериалов и не обыденное, «никакое» лицо. Красивый мужик, в
толпе его выделяли. Опять же — накачанный, но без переборов, без вздутых вен и
ежедневного фанатизма в атлетических залах.
И с профессией — аудитор в крупной иностранной
фирме, и с доходами — на все прихоти хватает, но рэкетиров можно не бояться.
Словно когда-то его ангел-хранитель определил
раз и навсегда: «Быть тебе немного лучше всех». Немного, но лучше. А самое
главное, Максима это вполне устраивало. Лезть выше, растрачивая жизнь ради
более навороченного автомобиля, приглашения на великосветский раунд или лишней
комнаты в квартире… зачем? Жизнь приятна сама по себе, а не теми благами, до
которых удастся дотянуться. В этом жизнь прямая противоположность деньгам,
которые сами по себе — ничто.
Конечно, Максим никогда не задумывался об этом
столь прямо. Одна из особенностей людей, ухитрившихся занять в жизни именно
свое место, в том, что они принимают это как должное. Все идет так, как должно
идти. А если кто-то недополучил своего — только его вина. Значит, проявил
леность и глупость. Или имел завышенный уровень притязаний.
Максиму очень нравилась эта фраза: «завышенный
уровень притязаний». Она ставила все на свои места. Объясняла, например, почему
его умница и красавица сестра прозябает с алкоголиком-мужем в Тамбове. Искала
ведь сама получше да поперспективнее… ну и нашла. Или старый школьный товарищ,
второй месяц проводящий в травматологии. Хотелось ему укрупнить бизнес?
Укрупнил. Хорошо, что жив остался. Культурными людьми оказались конкуренты по
давным-давно поделенному рынку цветных металлов…
И лишь в одном Максим применял фразу:
«завышенный уровень притязаний» — к себе самому. Но это была столь странная и
сложная область… как-то даже задумываться об этом не хотелось. Проще не думать,
проще смириться с тем странным, что происходило с ним порой по весне, иногда —
осенью и совсем-совсем редко — в разгар лета, когда жара обрушивалась совсем уж
невыносимая, вытравляя из головы и рассудительность, и осторожность, и легкие
сомнения в психической полноценности… Впрочем, шизофреником Максим себя никак
не считал. Он прочитал немало книг, консультировался с опытными врачами… ну,
конечно же, не рассказывая деталей.
Нет, он был нормален. Видимо, все же и впрямь
существует такое, перед чем разум пасует, а обычные человеческие нормы
неприемлемы. Завышенные притязания… неприятно. Но на самом ли деле они
завышены… Максим сидел в машине с заглушенным двигателем, в своей аккуратной,
ухоженной «тойоте», не самой дорогой и роскошно отделанной, но уж куда лучше
большинства машин на московских улицах. Даже за несколько шагов в утреннем
полумраке не удалось бы различить его за рулем. Он провел так всю ночь, слушая
легкие шорохи остывающего двигателя, озяб, но не позволил себе включить
обогреватель. Спать не хотелось, как обычно в таких случаях. Курить — тоже.
Ничего не хотелось, и без того хорошо было сидеть, вот так, без движения, тенью
в припаркованной к обочине машине, и ждать. Одно обидно — жена снова сочтет,
что он был у любовницы. Ну как ей докажешь, что нет у него любовницы,
постоянной — нет, и все прегрешения сводятся к обычным курортным романам,
интрижкам на работе и случайным профессионалкам в командировках… да и то ведь,
не за семейные деньги купленными, а предоставленными клиентами. Тут ведь не
откажешься, обидятся. Или гомиком сочтут, в следующий раз мальчиков приведут…
Мерцающие зеленью цифры на часах сменились:
пять утра. Вот-вот выползут на работу дворники, район старый, престижный, тут с
чистотой очень строго. Хорошо еще, ни дождя, ни снега, кончилась зима, сдохла
гадина, уступила место весне, со всеми ее проблемами и завышенными
притязаниями…
Хлопнула дверь подъезда. Девушка вышла на
улицу, остановилась, поправляя на плече сумочку, метрах в десяти от машины.
Дурацкие эти дома, без дворов, и работать неудобно, и жить, наверное: что толку
во всей их престижности, если трубы гнилые, метровые стены плесенью покрываются
и привидения, наверное, заводятся…
Максим слегка улыбнулся, выбираясь из машины.
Тело повиновалось легко, мышцы не затекли за ночь, будто бы даже прибавилось
сил. И это было верным знаком.
Нет, все-таки интересно: а привидения на свете
бывают?
— Галина! — крикнул он.
Девушка повернулась к нему. И это тоже служило
верным знаком, иначе она бросилась бы бежать, ведь есть что-то подозрительное и
опасное в человеке, подкарауливающем тебя ранним утром у подъезда…
— Я вас не знаю, — сказала она. Спокойно, с
любопытством.
— Да, — согласился Максим. — Зато я знаю вас.
— Кто вы?
— Судия.
Ему нравилась именно эта форма, архаичная,
напыщенная, торжественная. Судия! Тот, кто имеет право судить.
— И кого вы собрались судить?
— Вас, Галина, — Максим был собран и деловит.
У него начинало темнеть в глазах, и это снова было верным знаком.
— Неужели? — Она окинула его быстрым взглядом,
и Максим уловил в зрачках желтоватый огонек.
— А получится?
— Получится, — ответил Максим, вскидывая руку.
Кинжал уже был в ладони, узкий тонкий клинок из дерева, когда-то светлого, но
за последние три года потемневшего, пропитавшегося…
Девушка не издала ни звука, когда деревянное
лезвие вошло ей под сердце.
Как всегда, Максим испытал миг страха,
короткий и обжигающий прилив ужаса — вдруг все-таки, несмотря ни на что,
совершена ошибка? Вдруг?
