Не сводя с Брюса взгляда, Лейни нашарила мини-компьютер, открыла крышку, нажала клавишу «получить» и прочла на экране одно-единственное слово.
— Ну и ну! — сказала она. — Что мне теперь делать?
— Отправьте одно слово: «фабрика».
Глава 31
Сэру Джону страстно хотелось, чтобы мерзкий маленький французский граф был убит евреем, а не Кэт. Но он не сомневался: ту особенную стрелу, которую он вытащил из груди Бенуа, изготовили ее руки и они же умело отправили ее в полет. Наконечник простой, деревянный, а не железный, как у лучников короля Эдуарда, но твердый, хорошей формы и достаточно прочный, чтобы сделать свое дело. Он прошел между ребрами Бенуа и вонзился в грудь, а спустя несколько мгновений оттуда толчками хлынула кровь. Когда сэр Джон выдергивал стрелу, послышался треск, от которого к горлу подступила тошнота.
Он положил все еще истекающее кровью тело Бенуа на его коня. Глаза покойника так и остались открыты; отвратительное зрелище. Единственным звуком было жужжание мух, уже слетевшихся к ране. Сидя на своем коне в лесу рядом с дорогой, сэр Джон ждал с терпением закаленного воина, зная, что рано или поздно Алехандро и Кэт выйдут из укрытия.
За буйной весенней зеленью было хорошо прятаться; он ждал с мечом наготове. Прошло несколько часов с тех пор, как птицы выдали местоположение его и Бенуа и Кэт сделала свой роковой выстрел. Сэр Джон восхищался терпением беглецов, но понимал, что в какой-то момент им придется двинуться дальше.
Тени стали заметно длиннее, когда Алехандро и Кэт проскакали мимо него. Их конь спокойным шагом вышел на дорогу, подчиняясь еле слышному приказу своего хозяина. Шандос уважительно кивнул, как бы молчаливо говоря: «Молодцы». Но теперь они от него не уйдут.
Алехандро не осознавал, что Шандос позади, пока не услышал, как тяжело задышала Кэт, почувствовав прикосновение кончика меча к спине.
— Разверните коня, — приказал Шандос. — Медленно.
Алехандро остановил коня, заставил его развернуться и оказался лицом к лицу с их преследователем.
Позади сэра Джона, перекинутое через второго коня, свисало нелепо скрюченное тело Бенуа. Алехандро знал — трупное окоченение уже началось. При виде покойника он испустил долгий вздох, но распространяться на эту тему не стал. Вместо этого он посмотрел Шандосу в глаза.
— Вот мы и встретились снова, сэр, спустя все эти годы. В других обстоятельствах я сказал бы, что это приятное событие.
Не опуская меча, Шандос ответил:
— Я испытываю к вам те же чувства, лекарь. — Он бросил взгляд на Кэт. — Мои извинения, леди, если я невольно причинил вам вред. В мои намерения это не входило.
— Шутки в сторону, — сказал Алехандро. — Я хочу знать, что точно входило в ваши намерения, если не причинить вред?
Последовала пауза.
— Задержать вас. Заставить передумать.
— Заставить передумать? В отношении чего?
— В отношении того, чтобы увозить эту леди.
— Ах, ну да… Сожалею, но нет. Она моя дочь, и больше нас ничто не разлучит.
— Она, сэр, законная дочь короля Эдуарда, согласно постановлению Папы, слово которого — хотя вы, возможно, этого и не знаете в силу своего языческого происхождения — все равно что исходит от самого Господа. Вы похитили ее, и это преступление против короля, а теперь еще и против Бога. Наказание за оба — смерть.
«Смерть».
Это слово окутало Алехандро, словно саван. Неужели ради такого конца он проделал весь свой путь, затянувшийся на долгие годы? Уж никак не ради того, чтобы встретить смерть; нет, ради продолжения жизни, которая, он уже понимал это, и без того кажется ужасно короткой, сколько бы ни длилась. И чтобы так все и произошло, они должны сбежать от этого человека.
Однако их двое на одном коне; им не оторваться от него. Алехандро понимал, что, попытайся они сбежать, Шандос будет только счастлив бросить останки Бенуа и кинуться за ними в погоню. Тем не менее он выпрямился в седле; почувствовав в этом скрытый вызов, Кэт плотнее прижалась к нему.
— Она ничуть не меньше моя дочь, чем если бы благодаря мне появилась на свет. И уж определенно больше, чем дочь человека, семя которого случайно, по злой прихоти судьбы, дало ей жизнь. На этом острове многое угрожает ее безопасности. Объясните мне, почему я не должен увозить ее отсюда.
— Потому что, если вы попытаетесь это сделать, я вызову вас на поединок и одолею. И еще потому, что если вы отпустите леди, я буду защищать ее, а вам не причиню никакого вреда. Клянусь в этом всем, что свято! Я отпущу вас — король не станет винить меня, если я приеду без вас. Он хочет лишь вернуть себе дочь.
Алехандро подчеркнуто проигнорировал это предложение; он кивнул на Бенуа и спросил:
— Что это с вашим товарищем? По-моему, он чувствует себя не слишком хорошо.
Свободной рукой Шандос выхватил из колчана стрелу, которую вытащил из Бенуа, и бросил ее Алехандро. Тот среагировал мгновенно, поймал стрелу на лету, бегло осмотрел ее и швырнул обратно.
— Гусиные перья, — сказал Шандос. — Мне уже приходилось видеть такие стрелы.
Теперь в седле выпрямилась Кэт.
— Конечно, точно я не могу сказать, кто именно стрелял, — продолжал сэр Джон. — Вы так поспешно удирали, что, возможно, уронили ее, а какой-нибудь разбойник подобрал. — Он цинично улыбнулся. — Вот и нет графа.
— Скорее всего, именно так все и было, — сказал Алехандро. — Но поведайте, просто ради удовлетворения моего любопытства, как именно вы собираетесь защищать мою дочь?
Последовала долгая пауза. Потом прозвучал ответ:
— Я сам женюсь на ней.
Чего-чего, а такого ответа Алехандро никак не ожидал. Он думал, что на него посыплются обещания дружбы или, возможно, речь пойдет о каком-то соглашении с королем.
— Но… вы же старик! Шандос расхохотался.
— Почаще смотритесь в зеркало, сэр.
— Я ей отец, не муж.
Шандос начал рьяно развивать свою идею.
— Люди моего возраста нередко женятся на молодых. Когда муж имеет большой жизненный опыт, это совсем неплохо; по крайней мере, так говорят. Если леди будет со мной, это обеспечит ей безопасность и прочное положение в королевской семье. — Обращаясь к Алехандро, он не сводил взгляда с Кэт. — Обещаю относиться к ней с добротой, уважением и исполнять все ее желания.
— Но вы почти втрое старше ее! И вы солдат. Она же…
— Она что — женщина праведного поведения? Давайте говорить начистоту. Я знаю ее как женщину величайших достоинств и чести, но найдутся те, кто заявит — и не без оснований, — что она ведьма. Она предала свою семью, и она — если мои подозрения верны — убийца, хотя это останется между нами, здесь присутствующими. Ее можно обвинить во множестве неправедных и наказуемых деяний. Такой женщине потребуется любая защита, какую она сможет найти.
