— Доктор Сэм?
— Да.
— У меня никогда не было сестренки или братишки, — сказала Кристина.
Эван удивленно посмотрел на нее.
— А как же Алекс?
— Ох! Я имею в виду, когда я была младше. Как у тебя. Твои сестры… они были намного младше?
— Джулия на восемь лет… можно сказать, малышка. Франни — младше меня на четыре года — была уже достаточно большая, чтобы временами выводить из себя. Но забавная и очень сообразительная. — Эван усмехнулся. — Она помогала мне с домашними заданиями по английскому, когда я учился в средней школе, а она всего лишь в начальной. А как она играла в слова! Просто ас в «Колесе фортуны». Иногда угадывала слова, когда и букв-то почти не было.
Кристина улыбнулась.
— Я тоже обожала это шоу.
Внезапно подул прохладный весенний ветер; Кристина вздрогнула. Эван очень медленно протянул руку и обнял ее за плечо. Она повернулась к нему и улыбнулась.
— Спасибо.
— Да не за что. — Расхрабрившись, он притянул ее поближе. — Вот. Как теперь?
Она уютно устроилась в его теплых объятиях.
— Приятно. Правда приятно. Я рада, что встретила тебя, Эван.
— Я тоже рад, что встретил тебя.
Они молча глядели на звезды. Потом он спросил:
— Что бы ты хотела делать, если бы жизнь наладилась?
Она мечтательно ответила:
— Просто жить. Понимаешь? Самой обычной жизнью.
— И я тоже.
Она положила голову ему на плечо. Оба молчали, обдумывая, что с ними будет дальше. Внезапно темное небо прочертил падающий метеорит.
— Может, это знак, — сказала Кристина.
— Знак чего?
— Того, что мы будем жить.
Глава 15
Прочтя лишь часть текста, Алехандро поднял взгляд на де Шальяка.
— Это вряд ли можно назвать письмом. Это стихотворение.
Он прочел его вслух с самого начала, по-английски:
Златокудрая дева в замке старинном томится,
Плачет, бьется о прутья решетки, как птица.
Но тем, кто ее захватил, и этого мало,
Жаждут они, чтоб она еще больше страдала.
Пусть идет под венец с человеком столь подлым и низким,
Что даже у ангелов гаснут улыбки, когда он близко.
Но нет, не бывать тому! В канун первого мая,
Когда все веселятся, древних богов вспоминая,
Облачившись в наряд из цветов, она ускользнет,
Будет скакать всю ночь и наутро пройдет
Меж дубами, в жарком объятии сплетенными,
Словно парень и девушка, вечно друг в друга влюбленные.
В древнее место они охраняют проход.
Там тени и призраки водят свой хоровод,
Когда вокруг буря и тьма, там жаркое солнце встает,
И небо само песнь неземную немолчно поет.
И в том древнем месте, где мир, красота, благодать,
С надеждой отца своего дорогого она будет ждать.
— Господи! — воскликнул Алехандро.
Лист дрожал в его руке.
— Коллега? — обеспокоенно окликнул его де Шальяк. — Что там?
— Она призывает меня спасти ее наконец. Какое сегодня число?
— Шестое… нет, седьмое апреля.
Алехандро положил лист на постель и замер в кресле.
— Объясните же, что там такое!
Постепенно Алехандро снова начал обретать ясность мысли.
— Чосер ведь в Виндзоре, да?
— Я уже говорил вам, он там. Какое это имеет значение?
— По-моему, — взволнованно заговорил Алехандро, — это написал он. Мы много раз разговаривали по-английски, и он знает, что я умею читать на этом языке. Полагаю, вы правы, де Шальяк. Еще в мою бытность в Англии король плохо знал язык, и уж тем более он не в состоянии расшифровать это послание. Даже если бы оно было написано по-французски. Вы сами, человек образованный, не смогли бы этого сделать. Чосер зашифровал свое послание таким образом, что лишь я один могу понять его! Слушайте. Я перескажу вам смысл письма.
Перевод был не слишком точен, но де Шальяк уловил суть.
— Первого мая, — сказал он и выпрямился на постели. — День выбран умно. В эту ночь королевские солдаты никуда не суются, а простые женщины, напротив, высыпают из домов. Кэт может нарядиться жрицей или даже ведьмой, но в любом случае она не привлечет ничьего внимания. Умно, очень умно.
— Не понимаю.
— Тамошние крестьяне не всегда были христианами. Много лет назад они были язычниками и поклонялись порождениям земли, а не небесам. В основном эти традиции уже ушли в прошлое, но они глубоко укоренились в народе. В ночь тридцатого апреля девушки пляшут в свете костра вокруг столба с ленточками, и среди них выбирают Королеву мая. Король закрывает на это глаза, поскольку, по крайней мере, в эту ночь его подданные довольны и счастливы.
— Три недели, — прошептал Алехандро. — Я должен отправиться в путь немедленно.
— Да, — согласился де Шальяк.
* * *
Алехандро нашел Гильома в их комнате-башенке — тот сидел в кресле у окна, сквозь которое лился яркий дневной свет. Светлые волосы мальчика блестели в его лучах.
— Чем ты так увлечен, малыш?
— Я читаю Библию, которую месье де Шальяк подарил мне.
— Ах, да. Непременно еще раз поблагодарю его за этот щедрый дар.
Библия на латыни, которую де Шальяк прислал ему много лет назад, стала той книгой, по которой Алехандро учил Гильома читать. Первая часть книги была знакома Алехандро, поскольку отражала учение и историю его собственного народа, но вот вторая часть… Читая ее впервые, он вспоминал, как еще в Англии некий безумный священник посвящал его в таинства христианства и какой протест у него тогда вызвали настойчивые утверждения этого человека, что Иисуса родила девственница.
«Невозможно. Невероятно».
И тем не менее христиане верили в это, некоторые так страстно, что посвящали всю свою жизнь прославлению Матери Божьей.
Однако он не стал утаивать от мальчика эту историю, какой бы бессмысленной она ему ни казалась, поскольку мать Гильома — по крайней мере, по происхождению — была христианкой. И хотя в пору их совместных скитаний Кэт не слишком-то соблюдала религиозные ритуалы, она часто просила Деву Марию о помощи и защите и молилась ей. Именно в честь этого Алехандро позволил Гильому — и даже поощрял это — ознакомиться с историей Иисуса.
— Только посмотри, дедушка, какие картинки!
Библия де Шальяка была прекрасно иллюстрирована — с цветными картинками и удивительными заглавными буквами, написанными золотыми чернилами. Именно рисунки завораживали мальчика, не сам текст. Некоторое время они вместе восхищались изящной работой художника.
