Вторая ловушка расставлена. В окне репетиционного зала показался Стефан Джадд и дал знак, что Николас Брейсвелл и Сэмюель Рафф заняты. Ричард остался без присмотра.
— Мне кажется, он голоден, — заметил Ио.
— А у меня есть яблоко, — сообщил Таллис, доставая его из кармана. — Вот, Дик, покорми его.
— Нет.
— Не бойся, не укусит, — успокоил его Ио. — Держи на раскрытой ладони. Вот так. Ну, давай.
— Я боюсь, Мартин.
— Лошади любят яблоки. Покорми его.
Наконец Ричард согласился. Ио открыл задвижку и прошел вместе с Диком несколько шагов. Гнедой жеребец стоял к ним боком, привязанный к пустым яслям. Ричард направился к нему нетвердой походкой, держа яблоко на вытянутой ладони. Гнедой переступил с одной ноги на другую, зашуршав соломой. Ричард не видел, что Ио попятился назад и закрыл за собой дверь. Он оказался в деннике один на один с огромным животным.
— Угости его яблочком, Дик, — подбодрил Ио.
— Сунь прямо под нос, — посоветовал Таллис.
Ричард медленно протянул руку, но тут жеребец вдруг вскинул голову, показав белки глаз, прижал уши, а потом с громким ржанием повернулся к мальчику задом и взбрыкнул мощными задними ногами. Копыта просвистели всего в паре сантиметров от Ричарда.
Мартин Ио расстроился, а Стефан Джадд струсил. Да, он желал, чтобы роль Глорианы досталась другу, но ему вовсе не хотелось, чтобы норовистый скакун убил Ричарда.
— Эй! — К деннику бежал конюх.
— Дик хотел дать ему яблоко, — объяснил Ио.
Конюх распахнул дверцу, схватил мальчика, оттащил на безопасное расстояние и потряс за плечи.
— Ты зачем туда полез, придурок? Этот конь принимает корм только из рук своего хозяина. Что, жить надоело?
Ричард Ханидью побледнел и упал в обморок.
Леди Розамунда Варли хотела невозможного. Когда она изложила портному свои требования, тот заявил, что ему не хватит времени, но леди Варли настаивала. Если он не хочет потерять клиентку, ему придется выполнить все ее указания в точности. Невозможное было признано возможным, и портной приехал вместе со своей помощницей в дом Варли. Леди осталась довольна работой, но она хорошо научилась скрывать свои эмоции.
— Я же заказала ленты в три дюйма.
— В четыре, леди Варли, — учтиво ответил портной, — но можно укоротить их.
— Я хотела батистовый воротник.
— Нет, из кембрика
[20]
, но это легко изменить.
— Платье слишком широкое.
— Моя помощница немедленно ушьет его, леди Варли.
Портной был высокий и очень обходительный человек, но поскольку он постоянно сгибался в поклоне, то казался намного ниже своего роста. Вкрадчивые манеры дополняла привычка нервно потирать руки. Он внимательно выслушал все замечания и пообещал исправить ошибки.
— Сначала хочу примерить, — объявила леди Розамунда.
Она удалилась в спальню с двумя служанками, которые раздели ее и помогли облачиться в новый наряд. На льняную сорочку они одели корсет с китовым усом и юбку с фижмами, которая закреплялась на талии и придавала подолу форму полукруга. Поверх — несколько нижних юбок и корсаж из бархата благородного синего цвета, расшитый золотом. Платье с длинными рукавами из кембрика было сшито из того же материала более темного оттенка.
Леди Варли по тогдашней моде завивала волосы, красила их в золотисто-рыжий цвет и расчесывала на прямой пробор. Огромный воротник-раф из жесткого кружева подчеркивал нежную бледность лица. Украшения, шляпка, перчатки и туфли дополняли картину. Наряд выглядел безупречно.
Зеркала в полный рост позволили леди Варли рассмотреть себя со всех сторон. Велев еще кое-что подправить, красавица осталась, наконец, довольна. Она спустилась вниз, позволила портному и его помощнице осыпать себя комплиментами, а потом хлопнула несколько раз в ладони, чтобы они ушли.
— Приготовьте счет.
— Да, леди Варли.
— Муж оплатит, когда надумает.
Оставшись в одиночестве, леди Варли снова подошла к зеркалу. Да, это не просто платье, это верх мастерства. Ей не терпелось поскорее надеть обновку и отправиться в «Куртину», на встречу с Лоуренсом Фаэторном.
Эдмунд Худ стоял подле окна репетиционного зала и мрачно обозревал двор. Создание новой пьесы закончилось обычной для него усталостью и унынием. «Победоносная Глориана», конечно, замечательная драма, но она послужит прославлению Лоуренса и расширению горизонтов его личной жизни. А Худу достанется лишь бурная благодарность Фаэторна и маленькая, хотя и выразительная роль в четвертом акте.
В таком настроении Худу всегда казалось, что его используют. Лучший сонет, какой он только написал за последние годы, присвоил себе Фаэторн. Эдмунд тихонько прочел стихотворение вслух. Ах, если бы прекрасные строки могли влюбить в него какую-нибудь красавицу!.. Худ вдруг понял, что уже много месяцев не знал влюбленности. Он скучал по сладостной пытке, и душа его увядала.
Эдмунду Худу нравился сам процесс ухаживания. Он был идеалистом и с радостью посвятил бы себя целиком одной-единственной женщине, черпая наслаждение в упоительном чувстве. Лоуренс Фаэторн не такой. Опытный сластолюбец обожал завоевывать чужие сердца, но при этом был чрезмерно разборчив. Худ же был готов к компромиссу. Ему не нужна такая гранд-дама, как леди Розамунда Варли, в нынешнем мрачном расположении духа его вполне могла бы утешить любая женщина.
Пока он предавался грустным размышлениям, в поле зрения появилась девушка. Дочь хозяина «Головы королевы» бежала через двор, по ее спине струились темные волосы. Худ уже несколько раз видел эту молодую особу, и всегда ее появление вызывало в нем теплые чувства. Ей было около двадцати, и, к счастью, она ничем не походила на своего папашу, а ее пышная фигура радовала взор.
Сейчас Худ разглядел в девушке качества, которые раньше ускользали от него. Гибкая, грациозная, жизнерадостная, она походила не на дочь владельца постоялого двора, а скорее на принцессу, воспитанную дровосеком. Худ ахнул, когда вспомнил еще одно важное обстоятельство.
Ее звали Роза. Роза Марвуд.
И он снова принялся декламировать свой сонет.
Николас Брейсвелл не зря ходил в «Куртину». Ему пришло на ум несколько интересных идей для «Победоносной Глорианы». Уэстфилдцы смогли целый день репетировать в «Куртине», так что у Николаса появилась возможность проверить свои замыслы на практике. От некоторых трюков пришлось отказаться, но большая часть, включая те, с помощью которых планировалось изображать кульминационное морское сражение, сработала. Николас вздохнул с облегчением. Раз технические вопросы решены — считай, дело сделано, пьесу можно показывать. Николас не сомневался, что на их премьере в партере ногами стучать не будут.
