Кунце стоял у двери.
— По-видимому, никакого, — пробормотал Венцель.
— Что вы имели в виду, господин генерал?
— По-видимому, это не произвело на вас никакого впечатления.
— Нет, господин генерал. Если Его Императорское Высочество завтра станет императором, он может освободить Дорфрихтера и даже повесить ему на грудь орден. Но пока наш император Франц Иосиф.
— Доктор Гольдшмидт был на приеме у барона фон Шенайха. Он хочет добиться, чтобы военное министерство передало дело гражданской юстиции. — Венцель, видимо, решил выдавать свою информацию по частям.
— Он мне тогда, на приеме у вас, сказал, что будет добиваться этого, — сказал Кунце.
— И что вы ему ответили?
— Что ему не следует хлопотать понапрасну. Министерство в любом случае сошлется на «Положение о военном суде».
— Он настроен по отношению к вам отнюдь не дружески, к вашему сведению.
— Кто? Господин министр фон Шенайх?
— Нет, господин доктор Гольдшмидт.
— Я другого и не ожидал, господин генерал. И честно сказать, думаю, невысокая честь считаться его другом.
Венцель взял папку с бумагами и стал ее перелистывать, давая понять, что аудиенция окончена.
— Это все, господин капитан, — сказал он и добавил: — Счастливого Рождества.
— И вам счастливого Рождества, господин генерал. Наилучшие пожелания вашей супруге.
В своем кабинете Кунце уже ожидали оба лейтенанта: Стокласка и Хайнрих. По их лицам было видно, что есть новости.
— Мы его нашли! — объявил Стокласка. Обычно сдержан и деловит, сейчас он был, казалось, слишком взволнован, чтобы выражаться точно.
— Кого нашли? — спросил Кунце.
— Солдата! — ответил Хайнрих.
— Ординарца, который хотел купить цианистый калий у аптекаря Ритцбергера в Линце! — воскликнул Стокласка.
— Это действительно интересно, — сказал Кунце. — Я прошу только, чтобы кто-то из вас один рассказал все по порядку.
После того как все солдаты гарнизона был и допрошены — к сожалению, безрезультатно, — поиск продолжили по всей монархии. Допрашивали каждого солдата, бывавшего ранее в Линце. Наконец его нашли — в Загребе. Он с готовностью подтвердил все показания аптекаря Ритцбергера. Лейтенант, у которого он тогда служил ординарцем, послал его в аптеку за цианистым калием. Когда он вернулся и доложил лейтенанту, что аптекарь требует разрешение на покупку яда, лейтенант пришел в ярость и ругался. Через несколько дней оба получили приказ о переводе — солдат должен был явиться в 17-й пехотный полк в Загребе, а лейтенант — в 28-й полк в Нагиканице.
Кунце позвонил командиру полка в Нагиканице и попросил допросить лейтенанта Ксавьера Ванини по поводу попытки купить цианистый калий. Уже после обеда был получен по телеграфу ответ, и загадка показаний аптекаря была разрешена. Лейтенант Ванини был страстный фотограф-любитель и хотел получить цианистый калий для приготовления фотораствора. Вскоре после прибытия его в Нагиканицу, двенадцатого ноября, он в местном отделе здравоохранения получил разрешение на покупку химикалия, который и приобрел в городской аптеке.
Кунце еще раз внимательно прочитал телеграмму.
— Вот мы и оказались снова там, где мы начинали месяц назад, — сказал он Стокласке и после короткой паузы добавил: — Разыщи мне все об этом Ванини, что сможешь найти. Личное дело, табели, фотографию — все! — Он нервно барабанил пальцами по письменному столу и снова обратился к Стокласке: — Мне не доставляет это удовольствия, но я прошу тебя выехать с ближайшим поездом в Линц. Если не ошибаюсь, есть поезд, который отправляется в пять часов. У тебя есть сегодняшний вечер и завтра до обеда, чтобы собрать все документы. Если ты попадешь на поезд в Линце сразу после обеда, то вернешься и успеешь еще зажечь свечи на елке. — Он опустил взгляд. Конечно, было нечестно отправлять молодого человека накануне святого вечера в поездку, и ему не хотелось видеть его расстроенное лицо.
Но Стокласка был не из тех, кто жаловался на приказ. Он был большой любитель детективных романов, и не исключено, что задание доставляло ему удовольствие. К тому же он только что порвал со своей девушкой, и на праздничные дни у него не было никаких определенных планов.
Здание суда постепенно опустело, многие сотрудники не вернулись вообще с обеда. Кунце стоял у окна и наблюдал за кипучей жизнью квартала внизу. Весь день шел снег, и метеорологи обещали снежное Рождество. Он любил Вену в любое время года, но больше всего зимой, а когда в день перед Рождеством шел снег, тогда весь город казался тихим собором, а темное небо накрывало его, словно куполом, и сердце наполнялось восторгом. Он не мог понять, как можно праздновать Рождество шумно и со светской музыкой. Кунце был убежден, что Рождество нужно проводить дома, в кругу семьи.
Теперь, в пять часов вечера, весь город был еще на ногах. Люди спешили домой, едва общественный транспорт успевал остановиться, дети шли на специальное представление «Ганс и Гретель» в Опере, хлопали двери магазинов и лавок, повсюду мели снег с тротуаров, раздавались колокольчики саней, и изредка гармонию города из XIX века нарушали гудки автомобилей — вестников века нового.
Стокласка возвратился из Линца с толстой папкой документов. У Кунце на письменном столе теперь находилось описание всей жизни неизвестного Ксавьера Ванини. Ничего особо примечательного в ней не было. Картина, которая вырисовывалась из различных отзывов, характеристик и аттестаций, представляла собой образ среднестатистического войскового офицера, родившегося в Трире двадцать семь лет назад, римско-католического вероисповедания, холостого, выпускника кадетской школы в Нейштадте, служившего последовательно в гарнизонах Граца, Лемберга, Сараево, Линца и, наконец, Нагиканицы.
«С января 1907 года по ноябрь 1908-го в Сараево, — бормотал про себя Кунце, — Дорфрихтер был с октября 1907-го по май 1909 года тоже в Сараево. Оба служили в 18-м пехотном полку. Вполне вероятно, что они были знакомы. Оба были затем переведены в 14-й пехотный полк в Линце. — Он внимательно прочитал последнюю характеристику: — Пригоден к войсковой службе, инициативен ограниченно, не рекомендуется к использованию в полевой службе. Под наблюдением работает лучше».
— Не думаю, что его считают высококвалифицированным офицером, — заметил Стокласка. — В полку его любят, особенно молодежь, но серьезно не воспринимают. Любитель выпить, но алкоголь переносит хорошо. Как говорится, по уши в долгах, и, само собой, попал в лапы ростовщиков, но с помощью друзей до сих пор ему удается выкручиваться.
— Какие-либо отношения с Дорфрихтером?
— Ничего не удалось выяснить. Вне службы они вращались в разных компаниях. Ванини в основном с молодыми и малообеспеченными, Дорфрихтер — с элитой. Дорфрихтер был кандидатом на перевод в Генеральный штаб и должен был соблюдать осторожность. Ванини был из второразрядных, что имело и свои преимущества.
