Лучший способ проявить нашу стойкость и оказать поддержку
метрополии заключается в том, чтобы каждый оставался на своем посту и делал
свое дело, мы должны трудиться на полях и плантациях, на пастбищах и фабриках и
плодами трудов наших укреплять нашу силу. Я уверен: каковы бы ни были сейчас
наши чувства, Австралия готова до конца выполнить свой долг.
Да смилуется над нами Господь и да пошлет всему миру
скорейшее избавление от постигшего нас бедствия.
В гостиной долго молчали, потом в тишину ворвалась
громогласная речь Невила Чемберлена — он обращался к английскому народу. Фиа и
Мэгги посмотрели на мужчин.
— Если считать Фрэнка, нас шестеро, — заговорил
наконец Боб. — Все мы, кроме Фрэнка, работаем на земле, а значит, в армию
нас не возьмут. Из наших нынешних овчаров, так я думаю, шестеро захотят пойти
воевать, а двое останутся.
— Я пойду в армию! — заявил Джек, глаза его
блестели.
— И я! — подхватил Хьюги.
— И мы, — сказал Джиме за себя и за вечного
молчальника Пэтси.
И все посмотрели на Боба: решающее слово за ним.
— Давайте рассуждать здраво, — сказал Боб. —
Для войны нужна шерсть, и не только на обмундирование. Она и на патроны идет, и
на взрывчатку, и еще невесть что из нее делают, мы, наверно, про это и не
слыхали. И еще у нас быки, стало быть, мы поставляем говядину, а валухи и
старые овцы — это шкуры, клей, сало и ланолин, все тоже необходимое для войны.
Ну и вот, стало быть, мало ли кому из нас чего хочется, а Дрохеду бросать
нельзя. Раз война, кой-кто из овчаров уйдет, а попробуй-ка найди теперь замену.
Да еще засуха третий год, мы рубим кусты на корм, опять же руки нужны, и от
кроликов тоже спасу нет. Стало быть, сейчас наше дело — Дрохеда. Не больно
увлекательно, не то что в бою, а все равно надо. Этак от нас будет больше
пользы.
У мужчин лица вытянулись, у женщин посветлели.
— А вдруг война затянется дольше, чем думает Чугунный
Боб? — сказал Хьюги, называя премьер-министра общеизвестным прозвищем.
Старший брат задумался, глубже прорезались морщины на
обветренном лице, суровая складка меж бровей.
— Уж если все пойдет худо и война затянется, а два
овчара у нас будут, пожалуй что двоим Клири можно и в армию. Только это если б
Мэгги опять взяла на себя ближние выгоны, иначе не выкрутимся. Нам ох как туго
придется, по хорошей погоде и вовсе не совладать бы, ну, а в этакую сушь,
думаю, пятеро мужчин да еще Мэгги — мы бы с Дрохедой управились. Но ведь как с
Мэгги такое спросишь, у нее ж на руках двое малышей.
— Раз надо, Боб, значит, надо, — сказала
Мэгги. — Миссис Смит не откажется присмотреть за Джастиной и Дэном. Когда
понадобится моя помощь, чтобы Дрохеда давала все, что может, ты только скажи —
и я начну объезжать ближние выгоны.
— Значит, мы — в армию, без нас двоих вы тут
обойдетесь, — улыбаясь, сказал Джиме.
— Нет, пойдем мы с Хьюги, — тотчас возразил Джек.
— По справедливости надо бы идти Джимсу и Пэтси, —
медленно произнес Боб. — Вы двое — младшие, овчары покуда еще неопытные, а
солдатского опыта и у нас, у старших, никакого нету. Только лет вам мало,
ребята, всего-то шестнадцать.
— Когда все станет худо, нам будет уже
семнадцать, — просительно сказал Джиме. — А на вид нам и сейчас
больше, если б ты написал бумагу, а Гарри Гоф бы заверил, мы бы сразу пошли
добровольцами.
— Ну, пока никто из нас не пойдет. Лучше постараемся
получать в Дрохеде побольше всего: и мяса, и шерсти, не глядя ни на сушь, ни на
кроликов.
Мэгги тихо вышла из комнаты, поднялась в детскую. Дэн и
Джастина спали в своих белых кроватках. Мэгги прошла мимо дочери, остановилась
подле сына и долго стаяла и смотрела на него.
— Слава Богу, ты еще малыш, — сказала она.
Почти год минул, прежде чем война вторглась в уединенный
мирок Дрохеды; за этот год поодиночке ушли все наемные овчары, а кролики
плодились и плодились без удержу, но Боб, не щадя сил, добивался, чтобы Дрохеда
давала больше и больше продукции, как того требовало военное время. Но в начале
июня 1940 года стало известно, что английским войскам пришлось оставить
Дюнкерк, и тогда тысячи добровольцев хлынули на призывные пункты, чтобы
записаться во Второй Австралийский экспедиционный корпус; среди них были и
Джиме и Пэтси.
Четыре года, проведенные в седле, в разъездах по выгонам в
любую погоду, наложили свою печать на лица и тела близнецов — они не казались
юнцами, спокойно не по возрасту смотрели глаза, а в уголках глаз и от крыльев
носа к углам губ уже наметились морщинки. Братья предъявили документы, и обоих
взяли без разговоров. Жители австралийских равнин высоко ценились в армии. Это
народ крепкий, как правило, меткие стрелки и умеют повиноваться приказу.
Джиме и Пэтси записались добровольцами в Даббо, но получили
направление в воинские части, что формировались под Сиднеем, в Инглберне, и
вечером все пошли провожать их на почтовый поезд. Тем же поездом и, как
выяснилось, в тот же лагерь ехал Кермак Кармайкл, младший сын Идена. Итак, оба
семейства усадили своих отпрысков в удобное купе первого класса и смущенно
теснились вокруг — так бы хотелось всплакнуть, поцелуями, каким-то порывом
нежности согреть минуты прощанья, чтоб было после о чем вспомнить, но всех
сковала истинно британская сдержанность. Заунывно взвыл огромный паровоз,
начальник дал свисток.
Мэгги наклонилась, застенчиво чмокнула в щеку Джимса, Пэтси,
а потом и Кермака, — он как две капли воды похож был на своего старшего
брата Коннора; Боб, Джек и Хыоги по очереди стиснули руки всем троим; одна
только миссис Смит решилась на то, чего до смерти хотелось всем
провожающим, — заливаясь слезами, сжала в объятиях и по-настоящему
расцеловала троих пареньков. Иден Кармайкл, его жена и уже не столь молодая, но
еще красивая дочь тоже простились церемонно, сдержанно. Потом все вышли на
джиленбоунскую платформу, а поезд дернулся, лязгнул буферами и медленно
двинулся прочь.
— До свиданья, до свиданья! — закричали
провожающие и махали большими белыми платками, пока поезд не превратился в
далекую полоску дыма, едва различимую в знойном мареве.
Вместе, как они и просили, Джиме и Пэтси направлены были в
недавно созданную, еще толком не обученную Девятую Австралийскую дивизию и в
начале 1941-го переправлены в Египет — как раз вовремя, чтобы попасть в разгром
при Бенгази. Только что прибывший сюда генерал Эрвин Роммель дал огромный
перевес силам оси Берлин — Рим и отбросил союзников вспять — так начались
размахи гигантского маятника, прорезавшие Северную Африку. Остальные британские
войска с позором отступили перед новым Африканским корпусом Роммеля обратно в
Египет, а Девятой Австралийской дивизии в это время приказано было занять и
удерживать Тобрук — передовой пост союзников на территории, занятой войсками
оси. План этот возможно было осуществить только потому, что в Тобрук еще
оставался доступ с моря и туда удавалось доставлять боеприпасы и пополнения,
пока Средиземное море открыто было для британских судов. Осажденный Тобрук
держался восемь месяцев, Роммель опять и опять бросал все силы на штурм этой
крепости, но так и не сумел ее взять.
