— Мне, пожалуйста, кофе по-венски. Да, так вот о
Фрейце. Хотел бы я знать, как бы он это расценил? Сказал бы, пожалуй…
Джастина отняла у него пачку, открыла, вынула сигарету и
закурила, прежде чем он успел достать из кармана спички.
— Итак?..
— Фрейд решил бы, что вы предпочитаете сберечь себя в
целости и сохранности, верно?
Несколько мужчин с любопытством обернулись на неожиданный в
этом прокуренном кафе заливистый смех.
— Вот как? Это что же, Артур, попытка окольным путем
выяснить, сохранила ли я девственность? Он сердито прищелкнул языком.
— Джастина! Я вижу, кроме всего прочего, мне придется
научить вас тонкому искусству уклончивости.
— Кроме чего такого прочего, Артур? — Она
облокотилась на стол, глаза ее поблескивали в полутьме.
— Ну, чему там вам еще надо учиться?
— Вообще-то я довольно грамотная.
— Во всех отношениях?
— Ого, как выразительно вы умеете подчеркнуть нужное
слово! Великолепно, я непременно запомню, как вы это произнесли.
— Есть вещи, которым можно научиться только на
опыте, — сказал он мягко, протянул руку и заправил завиток волос ей за
ухо.
— Вот как? Мне всегда хватало обыкновенной
наблюдательности.
— Да, но если это касается любви? — Слово это он
произнес с чувством, но не пережимая. — Как вы можете сыграть Джульетту,
не зная, что такое любовь?
— Весьма убедительный довод. Согласна.
— Были вы когда-нибудь влюблены?
— Нет.
— Но вы знаете хоть что-нибудь о любви? — На сей
раз он всего выразительней произнес не «любовь», а «хоть что-нибудь».
— Ровно ничего.
— Ага! Значит, Фрейд был бы прав? Джастина взяла со
стола свои сигареты, с улыбкой посмотрела на целлофановую обертку.
— В каком-то смысле — пожалуй.
Он быстрым движением ухватил снизу целлофан, сдернул,
мгновенье подержал, потом истинно актерским жестом скомкал и кинул в
пепельницу; прозрачный комок зашуршал, зашевелился, расправляясь.
— С вашего разрешения я хотел бы научить вас, что
значит быть женщиной.
Минуту Джастина молча смотрела, как причудливо корчится и
выгибается в пепельнице смятая прозрачная обертка, потом чиркнула спичкой и
осторожно подожгла целлофан.
— Почему бы нет? — спросила она у вспыхнувшего на
мгновенье огня. — В самом деле, почему бы и нет?
— Так быть ли тут волшебным прогулкам при луне и розам
и нежным и страстным речам, или да будет все кратко и пронзительно, как
стрела? — продекламировал он, прижав руку к сердцу.
Джастина рассмеялась.
— Ну что вы, Артур! Я-то надеюсь, что будет скорее
длинно и пронзительно. Только, уж пожалуйста, без луны и роз. Я не создана для
нежностей, меня от них тошнит.
Он посмотрел на нее изумленно и не без грусти покачал
головой.
— Ох, Джастина! Все на свете созданы для нежностей,
даже вы, бесчувственная весталка. Когда-нибудь вы в этом убедитесь. Вам еще как
захочется этих самых нежностей.
— Пф-ф! — Она встала. — Идемте, Артур,
покончим с этим, пока я не передумала.
— Как? Прямо сейчас?!
— А почему же нет? Если у вас не хватает денег на номер
в гостинице, так у меня полно.
До отеля «Метрополь» было совсем недалеко; Джастина
непринужденно взяла Артура под руку, и они, смеясь, пошли по дремотно тихим
улицам. В этот час, слишком поздний для тех, кто отправляется ужинать в
ресторан, но еще ранний для театрального разъезда, на улицах было почти безлюдно,
лишь кое-где — кучки отпущенных на берег американских матросов да стайки
девчонок, которые словно бы разглядывают витрины, но целятся на тех же
матросов. На Артура с его спутницей никто не обращал внимания, и это его вполне
устраивало. Оставив Джастину у дверей, он забежал в аптеку и через минуту
вышел, очень довольный.
— Ну вот, все в порядке, моя дорогая.
— Чем это вы запаслись? «Французскими подарочками»?
Он поморщился.
— Боже упаси. Эта гадость отравляет все удовольствие.
Нет, я взял для тебя пасту. А откуда тебе известно про «французские подарочки»?
— После семи лет обучения в католическом пансионате?
По-вашему, мы там только и делали, что читали молитвы? — Джастина
усмехнулась. — Делать-то мало что делали, но говорено было обо всем.
Мистер и миссис Смит осмотрели свои владения, которые для
сиднейской гостиницы тех времен оказались не так уж плохи. Эпоха роскошных
отелей «Хилтон» еще не настала. Номер был просторный, с великолепным видом на
гавань и Сиднейский мост. Без ванной, разумеется, но, под стать прочей
обстановке — мастодонтом в викторианском стиле, — имелся громоздкий
мраморный умывальник с кувшином и тазом.
— Ну, а теперь что я должна делать? — спросила
Джастина и раздернула занавески. — Красивый вид, правда?
— Красивый. А что делать… ну, конечно, снять с себя
лишнее.
— Только лишнее? — ехидно спросила Джастина. Он
вздохнул.
— Скинь все! Надо чувствовать другого всей кожей.
Быстро, аккуратно, без малейшей застенчивости Джастина разделась, подошла к
кровати и раскинулась на ней.
— Так, Артур?
— О Боже милостивый! — выдохнул он, тщательно
складывая брюки: жена всегда проверяла, не помяты ли они.
— А что? В чем дело?
— Вот что значит настоящая рыжая девчонка.
— А вы думали, на мне красные перья?
— Перестань острить, детка, сейчас это совсем некстати. —
Он втянул живот, повернулся, молодцевато подошел и, пристроясь рядом, принялся
умело осыпать короткими поцелуями щеку Джастины, шею, левую грудь. — М-мм,
какая ты приятная. — Он обнял ее. — Вот так! Приятно, а?
— Да, пожалуй. Да, очень даже приятно. И наступило
молчание, слышались только поцелуи да изредка невнятный шепот. В ногах кровати
возвышался старомодный туалетный столик, какой-то эротически настроенный их
предшественник наклонил зеркало так, что в нем отражалась арена любовных битв.
— Погаси свет, Артур.
— Нет-нет, моя прелесть! Урок номер один: в любви нет
таких поворотов, которые не выносили бы света.
Умело ее подготовив, Артур приступил к главному. Джастина не
ощутила особого неудобства — немного больно и никаких таких восторгов, а
впрочем, какое-то ласково снисходительное чувство; поверх плеча Артура взгляд
ее уперся в зеркало в ногах кровати… Зрелище оказалось презабавное.
