Дэн был полон благих намерений и в самом деле писал нередко.
Одна беда — он забывал отсылать плоды своих трудов, и в Дрохеде по два, по три
месяца не получали от него ни слова, а потом одной и той же почтой приходил
сразу десяток писем. Болтушка Джастина писала длиннейшие послания-исповеди, это
был истинный поток сознания, столь грубо откровенный, что читатели краснели и
испуганно ахали, и притом необыкновенно увлекательный. Мэгги писала и сыну и
дочери всего лишь раз в две недели. Писем от бабушки Джастина не получала
никогда, но Дэн получал, и даже часто. Ему постоянно писали и все дядюшки — о
земле, об овцах, о здоровье всех дрохедских женщин; видно, почитали своим
долгом заверять племянника, что дома все в полном порядке. Однако они не
считали нужным заверять в этом и Джастину — она бы только изумилась. Что же до
миссис Смит, Минни, Кэт и Энн Мюллер, их переписка с Джастиной и Дэном
складывалась именно так, как и следовало ожидать.
Одно удовольствие — читать письма, тяжелая работа — писать.
Тяжелая для всех, кроме Джастины, ее только досада брала, что она-то ни от кого
не получает таких писем, как ей хочется, толстых, подробных и откровенных. И
как раз от Джастины в Дрохеде больше всего знали про Дэна: его письма были
довольно отвлеченные. А Джастина живописала самую суть.
"Сегодня в Лондон прилетел Лион, — написала она
однажды, — он говорит, что на прошлой неделе виделся в Риме с Дэном. Он
вообще гораздо чаще встречается с Дэном, чем со мной, Рим — цель всех его
путешествий, а Лондон так только, полустанок. Признаться, главным образом из-за
Лиона каждый год перед тем, как ехать домой, я встречаюсь с Дэном в Риме. Дэн
не прочь бы заехать за мной в Лондон, но если Лион в Риме, я на это не
соглашаюсь. Конечно, я эгоистка. Но вы не представляете, сколько удовольствия
мне доставляет Лион. Он из тех моих знакомых — таких раз-два и обчелся, —
кто не дает мне потачки, и мне жаль, что мы так редко видимся.
В одном смысле Лион счастливее меня. Он встречается с
товарищами Дэна по семинарии там, куда мне хода нет. Наверно, Дэн боится, что я
тут же на месте лишу их невинности. Или что они лишат невинности меня. Ха!
Разве только они увидали бы меня в костюме Чармиан. Я в нем сногсшибательна,
поглядели бы вы. Этакая современная Теда Бара. Два крохотных бронзовых щита
только-только прикрывают соски, и масса всяких цепочек, и еще такая штука —
по-моему, это пояс целомудрия, во всяком случае, без кусачек под него не
заберешься. Да еще парик — длинные черные волосы, и все тело выкрашено под
смуглый загар, и в этих двух с половиной железках я выгляжу так, что у зрителей
дух захватывает.
О чем бишь я? А, да, значит, Лион в Риме на прошлой неделе
встретил Дэна с его однокашниками. Они всей компанией отправились кутить. За
все платил Лион, настоял на своем, чтобы Дэн не смущался. Ну и вечерок был.
Никаких женщин, конечно, но все прочее — как полагается. Вы только представьте,
Дэн стоит на коленях в каком-то паршивом римском баре перед вазой с желтыми
нарциссами и декламирует:
+
Нарцисс мой милый, мы увянем,
Ведь ваша прелесть быстро плачет…
[Дэн путает строчки поэта Роберта Херрика (1591 — 1674):
Нарциссы милые, мы плачем,
Ведь ваша прелесть быстро вянет.]
Битых десять минут он старался толком вспомнить эти строчки
и ничего не переврать, потом отчаялся, взял один нарцисс в зубы и пустился в
пляс. Это Дэн-то, представляете?! Лион говорит, такое совсем безобидно и просто
необходимо, нельзя же только все работать и совсем не развлекаться, ну и так
далее. Раз женщины исключаются, надо хорошенько выпить. Так уверяет Лион. Не
думайте, что это часто бывает, ничего подобного, очень редко, и, как я поняла,
в таких случаях Лион верховодит и сам за ними присматривает, ведь они все
просто балды желторотые. Но я здорово посмеялась — представляете, Дэн с
нарциссом в зубах отплясывает фламенко, и в это время ореола святости на нем как
не бывало!"
Восемь лет провел Дэн в Риме, прежде чем принял сан, и
вначале всем казалось, что эти годы никогда не кончатся. И однако, восемь лет
пронеслись куда быстрей, чем могли вообразить в Дрохеде. Что он будет делать
потом, когда станет священником, никто себе ясно не представлял, но уж наверно
вернется в Австралию. Только Мэгги и Джастина подозревали, что он захочет
остаться в Италии, но Мэгги все же удавалось заглушить эти опасения — ведь Дэн
с таким удовольствием каждый год приезжает домой на каникулы. Ведь он
австралиец, конечно же он захочет вернуться на родину. Джастина дело другое.
Нечего и мечтать, чтобы она навсегда вернулась домой. Она актриса, в Австралии
ей на сцене не выдвинуться. А Дэн может отдаваться своему призванию где угодно.
Итак, на восьмой год никто не строил планов — как будут дети
развлекаться, когда приедут на каникулы; напротив, всей семьей надумали поехать
в Рим и увидеть своими глазами, как Дэн примет сан.
— Мы кончились пшиком, — заявила Мэгги.
— Простите, дорогая, как вы сказали? —
переспросила Энн.
Они сидели в теплом уголке веранды и читали, но книга Мэгги
давно уже лежала забытая у нее на коленях, а она рассеянно следила за двумя
весело бегающими по лужайке трясогузками. Год выдался дождливый, червей —
изобилие, и не упомнить, когда еще так сытно и привольно жилось птичьему
народу. Разноголосое пенье и щебет не смолкали с рассвета дотемна.
— Я сказала, мы кончились пшиком, — зловеще
повторила Мэгги. — Как отсыревшая шутиха на фейерверке. Все надежды пошли
прахом! Кто бы подумал в тысяча девятьсот двадцать первом, когда мы приехали в
Дрохеду, что этим кончится?
— Я все-таки не понимаю.
— У мамы с папой было шестеро сыновей да еще я. Через
год родилось еще двое сыновей. Чего надо было ждать? Будут десятки детей,
полсотни внуков? А теперь смотрите. Хэл и Стюарт умерли, остальные мои братья,
видно, жениться не намерены, и вот я — единственная, кто не вправе передать по
наследству нашу фамилию, — одна могу дать Дрохеде наследников. Но
всевышним богам и этого мало. У меня сын и дочь. Можно ждать хоть нескольких
внуков. Как бы не так! Мой сын становится священником, а дочь при ее профессии
весь век проживет старой девой. И опять Дрохеда остается ни с чем.
— Не вижу, что тут удивительного, — сказала
Энн. — В конце концов, чего можно ждать от ваших братьев? Торчат
безвылазно на выгонах, пугливы, точно кенгуру, никогда не встречаются с
девушками, на которых им бы можно жениться. А Джимса с Пэтси еще и война
пришибла. Можете вы себе представить, чтобы Джиме женился, раз он знает, что для
Пэтси это исключено? Слишком они привязаны друг к другу. Да и работа на земле
тоже делает мужчин бесполыми, чуть не все силы отнимает, а их всего-то не так
уж много. В самом прямом, чисто физическом смысле. Вы никогда об этом не
задумывались, Мэгги? Грубо говоря, ваше семейство не создано для бурной
сексуальной жизни. И к Дэну и Джастине тоже это относится. Я хочу сказать, иные
люди только и знают, что за этим гоняются, как блудливые коты, а у вас в роду
ничего такого нет. Впрочем, Джастина еще может выйти замуж. Похоже, она
необыкновенно привязана к этому немцу, к Лиону.
