А меж тем такую новость не грех отпраздновать. Снова
встретиться лицом к лицу с Лионом пока не хватает храбрости, но есть и еще
люди, которые порадуются ее торжеству. Итак, она надела туфли, прошла по
коридору к общей гостиной дядюшек и, едва Пэтси отворил ей дверь, раскинула
руки, ослепительно улыбнулась и провозгласила:
— Выставляйте пиво, я буду Дездемоной! Мгновение все
молчали, потом Боб сказал ласково:
— Вот это славно, Джастина.
Но радость ее не померкла, напротив, в ней рос неудержимый
восторг. Джастина со смехом уселась в кресло, внимательно оглядела дядюшек. До
чего милый народ! Конечно, ее новость ничего им не говорит. Они понятия не
имеют, кто такая Дездемона. Если б она сейчас объявила, что выходит замуж, Боб
ответил бы примерно так же.
Сколько она себя помнит, они всегда были под боком и, увы,
она всегда смотрела на них свысока, так же как и на все в Дрохеде. Дядюшки —
это нечто во множественном числе, не имеющее никакого отношения к Джастине
О'Нил. Просто члены некоего сообщества — то заезжают на Главную усадьбу, то
вновь исчезают, застенчиво улыбаются ей, Джастине, при встрече, но увиливают от
разговоров с ней. Теперь-то она понимает — не то чтобы она им не нравилась,
просто они чуют, что она очень другая, и им с ней неловко. А вот здесь, в Риме,
который им чужд, а ей уже знаком и привычен, она начинает лучше их понимать.
Ощущая, как в ней разгорается чувство к ним, которое,
пожалуй, можно назвать любовью, Джастина переводила взгляд с одного
улыбающегося, изрезанного морщинами лица на другое. Вот Боб — главная и всех
вдохновляющая сила, хозяин Дрохеды, но как ненавязчиво, незаметно играет он эту
роль; вот Джек — кажется, он только и делает, что ходит за Бобом по пятам, а
может быть, просто они отлично ладят; Хьюги — в нем, в отличие от двоих
старших, есть какая-то озорная жилка, и все же он очень с ними схож; Джиме и
Пэтси — две стороны единого целого, только один на виду, а другой — незаметный
молчун; и, наконец, тихий, угасший бедняга Фрэнк, единственный среди них, кого,
похоже, мучают страхи и неуверенность. Все они, кроме Джимса в Пэтси, уже
седеют, у Боба и Фрэнка волосы уже совсем белые. Но все равно почти такими же
на вид она помнит дядюшек с детства.
— Ну, не знаю, следует ли давать тебе пиво, — в
раздумье сказал Боб; он стоял напротив Джастины с бутылкой в руке.
Еще несколько часов назад эти слова ее разозлили бы, но
сейчас она слишком счастлива, чтобы обижаться.
— Послушай, милый, я понимаю, тебе просто в голову не
приходило угостить и меня, когда вы тут пили с Лионом, но, ей-богу, я уже
выросла большая и от пива не опьянею. Можешь мне налить, греха не будет, —
докончила она с улыбкой.
— А где Лион? — спросил Джиме, принимая от Боба
полный стакан и передавая племяннице.
— Я с ним разругалась.
— С Лионом?!
— Ну да. Но я сама виновата. Попозже пойду извинюсь.
Никто из дядюшек не курил. Хотя прежде Джастина никогда не просила пива, но
случалось, пока все они разговаривали с Лионом, сидела и вызывающе курила; а
вот сейчас не хватает мужества вытащить сигареты, довольно и этой маленькой
победы, до смерти хочется выпить завоеванное пиво залпом, но под их пытливыми
взглядами это рискованно. Отпивай по капельке, Джастина, как полагается
благовоспитанной особе, даже если глотка у тебя суха, как плохая проповедь.
— Отличный малый этот Лион, — сказал Хьюги, глаза
его лукаво блеснули.
И вдруг Джастина с испугом сообразила, почему она так
выросла в их мнении: она заполучила поклонника, которого они рады бы видеть
членом семьи.
— Да, ничего, — отозвалась она коротко и
переменила разговор:
— Чудесный сегодня был день, правда?
Все, даже Фрэнк, дружно закивали, но, похоже, не хотели
рассуждать на эту тему. Все они явно устали, но ей ничуть не жаль, что она
поддалась порыву и заглянула к ним. Кое-какие чувства едва ли не отмерли, надо
сызнова им учиться, и можно недурно поупражняться на дядюшках. Вот почему
плохо, когда ты остров; забываешь, что и за пределами твоих берегов что-то
происходит.
— А что это — Дездемона? — спросил Фрэнк из
темного угла, куда, по своему обыкновению, забился.
Джастина пустилась в красочные описания, насладилась их
ужасом, когда они узнали, что на каждом спектакле ее станут душить, и
вспомнила, до чего они, должно быть, устали, только через полчаса, когда Пэтси
зевнул.
— Мне пора. — Она отставила пустой стакан. Второго
ей не предлагали, очевидно, дамам больше одной порции пива не положено. —
Спасибо, что слушали мою болтовню.
Желая Бобу спокойной ночи, она его поцеловала, отчего он
порядком удивился и смутился; Джек попятился, но был с легкостью пойман, а
Хьюги принял такой знак внимания с превеликим удовольствием. Джиме багрово
покраснел, но стерпел кротко. Пэтси она не только поцеловала на прощанье, но и
крепко обняла, он ведь и сам немножко остров. Фрэнк, пытаясь избежать поцелуя,
круто отвернулся; но когда Джастина его обняла, ей почудился приглушенный
отзвук, словно шевельнулось в нем потаенное волнение, какого у других не было и
в помине. Бедный Фрэнк, ну почему он такой?
Выйдя от них, она на мгновенье прислонилась к стене. Лион ее
любит. Но когда она попыталась ему позвонить, телефонистка сказала — абонент
выехал в Бонн.
Неважно. Пожалуй, так даже лучше — подождать до Лондона и
уже там с ним встретиться. Извиниться по почте, покаянным письмом, и пригласить
вместе поужинать, когда он в следующий раз попадет в Англию. Еще очень многое
неясно в Лионе, но одно можно сказать наверняка: он придет, потому что
совершенно чужд злопамятства. А так как он стал большим специалистом по
иностранным делам, то в Англию наезжает постоянно.
— Поживем — увидим, милый друг, — сказала она,
глядя в зеркало, где вместо собственного отражения ей виделось лицо
Лиона. — Не будь я Джастина О'Нил, если я не сделаю Англию важнейшим из
всех твоих иностранных дел.
Ей не приходило в голову, что Лион как раз и задался целью
сменить ей фамилию. У нее сложились свои привычки, свой образ жизни, в котором
не было места замужеству. Она не догадывалась, что Лион хочет сделать из нее
Джастину Хартгейм. Только без конца вспоминала тот его поцелуй и мечтала вновь
испытать такое.
Предстоит еще сказать Дэну, что она не может поехать с ним в
Грецию, но это не страшно. Дэн поймет, он всегда все понимает. Вот только едва
ли она скажет ему все причины, которые мешают ей поехать. Он наверняка прочтет
ей самую суровую проповедь, а она, при всей своей любви к брату, просто не
может ничего такого выслушивать. Он хочет, чтобы она вышла за Лиона замуж, и,
если сказать, что у нее совсем другие планы, увезет ее в Грецию, хотя бы и
силой. Чего Дэн не услышит, из-за того и огорчаться не станет.
